— Только попробуй разболтать кому-нибудь эту чушь, — сердито предостерегла ее Джасти. — Я тебе голову оторву, поняла?! Между Гленом Обервудом и мной ничего нет, совсем ничего. Заруби себе это на носу!

— Ну ладно, ладно, — проворчала Синди, потирая синяк на руке. — Ни слова больше не скажу. — Но тут же забыла свое намерение. — Ты наденешь то потрясное мини-платье, которое недавно купила в Джефри-Сити? — возбужденно спросила она. — Это же самый шик. У босса от него крыша поедет! Вот увидишь, когда ты в этом платье… Хорошо, хорошо, молчу.

Синди повернулась, села за стол и приложила указательный палец ко рту.

— Пока меня не будет, позаботься немножко о Тине, — спокойно сказала Джасти. — Ты знаешь, у нее любовные неудачи. Может, вы куда-нибудь вместе выйдете на выходные?

— Сделаем, — нехотя согласилась подруга.

— И подумай о письме в «Кантри обсервер», — продолжала Джасти, на которую односложная реакция Синди не произвела никакого впечатления. — Ведь если мы выиграем конкурс, то следующей весной полетим в Париж. И потом ты должна сходить к доктору Николсу, не забудь об этом. Тебе нужно поднять кальций и…

— Да, да, да, — раздраженно простонала Синди и заткнула уши. — Я знаю, что должна делать. — Она поднялась и направилась к двери, но остановилась и посмотрела на Джасти. — А ты не забудь противозачаточные таблетки — на всякий случай, — хихикнула она и пулей выскочила из кухни.

Через секунду Джасти увидела, что Синди бежит по садовой дорожке к улице.

Улыбаясь, Джасти отправилась в комнату и вытащила из шкафа рюкзак.

А в это время Глен Обервуд опять стоял у окна своего кабинета и смотрел на двор. Это уже вошло у него в привычку, если какие-то проблемы не давали покоя. Почти всегда в таких обстоятельствах Глену удавалось найти приемлемое решение, но в данном, особом случае, он безрезультатно терзал себя уже несколько недель.

Проблема называлась «Отэм Джастис» — и кому только, черт возьми, могло прийти в голову этакое странное имя? Но откликалась она просто на Джасти, что ей чрезвычайно шло. Девушка отличалась некоторыми удивительными привычками и основательно переворошила жизнь Глена, которую он после аварии наладил огромным напряжением воли.

Она была словно медленно действующий яд, постепенно распространяющийся по телу и мало-помалу его разрушающий. Глен боялся неизбежных последствий углубляющегося с каждым днем чувства к Джасти, так как об общем будущем, по его мнению, нельзя было и думать.

Как горько — любить и знать, что не имеешь на это права. Охотнее всего Глен выбросил бы за борт все сомнения и очертя голову ринулся в эту авантюру, но это было бы равносильно самоубийству.

Когда Хортик объявил, что хочет жениться на Джасти, ревность зашипела в его душе, как соляная кислота, и чуть не разъела Глена целиком. Если он знал, что Хортик находится рядом с Джасти, то каждая минута превращалась для него в пытку. И сейчас благодарил судьбу, приславшую сюда Гвиннет, присутствие которой отрывало Хортика от кухни и от Джасти.

Но в принципе это ничего не меняло. Даже если его младший брат сойдется с Гвиннет и забудет Джасти, даже если Джасти даст Хортику отставку, все равно придут другие, молодые и — главное — здоровые мужчины, и в один прекрасный день… Глен тяжело вздохнул и отвел глаза от воробьев, сцепившихся из-за пары хлебных крошек. Нет никакого смысла дальше размышлять на эту тему. Вывод всегда напрашивался один и тот же: либо пойти на риск со всеми вытекающими отсюда проблемами, либо под любым предлогом отослать Джасти с фермы.

Однако последнее казалось Глену чудовищным.