Это произошло так стремительно! Он рывком поставил её напротив себя, её ноги оторвались от земли, а руки крепко обняли его за шею. Его рот накрыл её губы. Никогда прежде она не чувствовала такого дикого взрыва ощущений. Поцелуи Билли Джонстона были милыми и забавными, но неуверенными, потому что она заставляла его нервничать.

Это же была чистая страсть. Это был Диган, мужчина, который, вероятно, даже не знал, что значит нервничать. Это было более захватывающе, чем она когда-либо воображала. Жара, их перепалки, или что бы то ни было, что заставило его поцеловать её, она не хотела, чтобы это прекратилось. Он был очень хорош, а её ощущения ещё лучше. Поцелуй стал глубоким, он вторгся языком в ее рот с чувственным голодом, и в ответ на это где-то глубоко внутри неё отозвалось нечто невероятно приятное, из-за чего она издала стон. Как жаль, что она это сделала!

Из-за звука, который она издала, или из-за чего-то ещё, но он спустил руки ей на талию и усадил Макс на землю на расстоянии вытянутой руки от себя. Их глаза встретились.

— Вот что может произойти в такой жаркий день, — это было всё, что он сказал, прежде чем ушел прочь.

На мгновение Макс оторопела. Почему он прекратил целовать ее? Из-за его чёртова джентльменского кодекса чести, потому что она всё еще была его заключенной? Если это так, то тогда он вообще не должен был ее целовать! Ее разочарование было сильнее, чем ее смущение. И она даже не выиграла спор о том, что она должна надеть. И именно разочарование подтолкнуло её огрызнуться ему в спину:

— Это должно быть самый жаркий день, который когда-либо видели эти места!

— Всё из-за того, что сегодня нет даже лёгкого ветерка.

— Да плевать мне из-за чего. Мы должны остаться прямо здесь, где есть тень и вода, чтобы остыть, пока этот ужас не закончится.

— Нет, — он вытащил одну из своих рубашек из саквояжа и бросил в неё. — Надень это.

Она кинула её обратно в него.

— Я бы лучше надела свою мокрую кофточку. Это помогло бы мне ощущать прохладу хотя бы чёртовых десять минут, прежде чем пойдёт пар!

Она сказала это не очень резко, но он, вероятно, понял, что что-то не так, потому как спросил:

— Почему ты злишься?

О, Боже, она не знает! Это не могло быть из-за того, что он резко прервал поцелуй, которого вообще не должно было быть. Это, должно быть, из-за жары… и его упрямства.

Почему он должен был всегда настаивать на своём? Она только и просила о небольшой задержке в его поездке. Но она знала почему. Чем раньше он закончит со своей услугой для маршала Хейса, тем быстрее он избавится от неё.

Она глубоко вдохнула, чтобы выровнять дыхание, прежде чем ответила:

— Я не злюсь. И тебе не нужно извиняться за то, что сейчас произошло.

На мгновение его губы изогнулись в полуулыбке, когда он направился к ней.

— Я и не собирался.

Он протянул ей свою рубашку. Когда она всё еще продолжила упрямиться, он предупредил:

— Если ты наденешь ту сорочку, то попросту заработаешь солнечный ожог. Или ты хочешь, чтобы я снова втирал в тебя лосьон?

— Нет, я… Ладно, это было очень… Ай, не важно… — она была уверена, что теперь он её дразнит.

— Значит, надень это, или я помогу тебе это надеть, — а потом он мягко добавил. — Я действительно не возражаю против того, чтобы помочь тебе.

Она выхватила рубашку, прежде чем он продемонстрировал это. Но как только Максин просунула руки в рукава, он всё же подтвердил свои слова, принявшись застёгивать её пуговицы. Она не останавливала его. Он всё больше и больше смущал её. Внезапно она почувствовала неловкость из-за его близости к ней.