Ну, как же — директор детского дома, медсестра и частный предприниматель Николай Кумовкин, подбирая и похищая детей — беспризорников, отправляли их в частную клинику, которая находилась на небольшом эстонском островке… в тысяча девятьсот тридцать восьмом году! Мало того — другой контингент несчастных поступал туда вообще из… тринадцатого века, где как-то совсем случайно оказался Михаил. Выбрался тогда, вернулся, даже жену с собой привез — вот, Машу… Правда, потом еще пару раз пришлось побывать в прошлом, и все из-за этих поганых людокрадов!
Удобно придумали, сволочи — в клинике людей «разбирали» на органы, делали операции — спрятались в тридцать восьмом году, надежно! Поди, господин подполковник, сыщи! Если б не Миша, так и вовсе бы ничего с душегубами этими не было б… Осатанели от наглости, сволочуги, особенно этот их, доктор Лаатс, доктор Отто Лаатс, лучший друг многих фашистских врачей-изуверов. Интересно, успели его «сдать» Красной Армии? Было, было там, кому сдать… скорее всего — на том карьера сего душегуба и закончилась.
А проникать в прошлое оказалось довольно просто — лишь сломать некие браслетики, витые, в виде змейки, желтенькие или бирюзово-синие. Желтенькие — прямиком в тринадцатый век, ну — и обратно, синенькие — в тридцать восьмой год, в предвоенное время.
Ничего сложного — имей только браслеты, которые, как понял Ратников, были все же в ограниченном количестве — какой-то колдун или шаман где-то на севере их заговаривал, делал… неизвестно, зачем. А людокрады — просто пользовались. И тевтонские рыцари, и новгородцы — боярышня Ирина Мирошкинична такую банду организовала, что будьте-нате! Правда, немцы в конкурентах объявились, да и самый главный ее человечек — садист Кнут Карасевич — не так-то и давно был лично Мишей застрелен в орденском бурге.
Рассказать бы обо всем этом Гансу!
Михаил улыбнулся: а ведь можно рассказать, почему бы нет? Только вот господин подполковник воспримет это все, как байку — и не иначе. А как еще-то?
— У тебя Темка-то, говоришь, в лагере? — вспомнил вдруг Ганзеев.
— Ну да, — оторвавшись от своих мыслей, Миша кивнул. — На Азовском море, там, рядом с Приморском.
— Так это Украина ведь.
— Украина. А лагерь хороший — какая-то художественно-образцовая смена. Темка же у меня не дурак!
— Азовское море, — подполковник мечтательно прикрыл глаза. — Там Мелитополь рядом, Молочанск, Токмак… Дед у меня туда в конце сороковых в командировку ездил, служебную, рассказывал кое-что потом… я еще мал был, мало что запомнил. Он ведь в МГБ служил. Кстати! Людокрады и в те места органы перевозили, но куда конкретно… увы, пока глухо! Местные все клиники проверили — ничего.
— Может, плохо искали?
— Не думаю. Там ведь медучреждений не так уж и много. Скорее всего, те деятели просто свернули свои делишки, так, на время, пока все не уляжется…
— Или сменили место.
— Или сменили место, — Ганзеев согласно кивнул. — И это — даже более чем вероятно. Будем искать. Еще по одной?
— Давай. За твое звание.
— Вчера ж вроде пили… А, впрочем, ладно.
— Слышь, подполковник, — смачно зажевав виски молодым зеленым лучком только что с грядки, Ратников согнал присосавшегося ко лбу комара, — вечером сегодня ребята придут, так, посидеть. С тобой поговорить — с новым-то человеком. Да ты знаешь их — Генка Горелухин, Брыкин, бригадир бывший, да Димыч, старлей, участковый. Посидим.
— Посидим, — улыбнулся Василий. |