Тургенев, последовавший за Воронцовым, отпрянул, когда ствол пистолета дернулся в его направлении, и снова насмешливо поднял руки. Покрутив настройку радио, он протянул наушники Воронцову и неподвижно застыл у двери. Воронцов наполовину развернулся в тесном пространстве кабины, склонившись над разбитой головой пилота, из которой еще медленно сочилась струйка крови, и поднес микрофон к губам.

– Слушаю, Бакунин. Что тебе нужно? – это прозвучало так, словно его отрывали от важной работы.

– Воронцов, какого дьявола ты собираешься этим добиться? – пролаял Бакунин. – У тебя ничего не выйдет!

Воронцов заметил довольную улыбку, промелькнувшую на губах Тургенева. За окном кабины появилась черная точка вертолета. Она медленно приближалась и одновременно поднималась, скорее осуществляя наблюдательный маневр, чем готовясь к атаке.

– Послушай меня, Бакунин. Князь Тургенев… – Тургенев презрительно фыркнул. – …Твой царь и бог здесь, вместе с нами. Он полагает, что может выторговать себе свободу, но без нас у него это не получится.

– Тогда почему вы не улетаете? – спросил Бакунин после небольшой паузы. – Вам ведь не требуется мое разрешение, правильно?

Вертолет поднялся еще выше в потемневшем, угрожающе-свинцовом небе. Вокруг одинокого «лиар-джета» раскинулось летное поле. Над снежным покрывалом начал стелиться легкий туман. Темное покрытие летной дорожки блестело впереди, словно последнее искушение.

Тургенев наклонился к микрофону рядом с Воронцовым.

– Это я, Бакунин, – сказал он. – Со мной все в порядке. Но в настоящее время на борту ощущается явная нехватка пилотов, – он издал смешок. – Вы понимаете? Наш общий друг, похоже, не знает, что ему делать, но от этого он вдвое опаснее. Мы еще свяжемся с вами.

Он выключил радио. Воронцов немедленно снова включил передатчик.

– Бакунин, если ты не хочешь, чтобы твое денежное дерево лишилось корней, организуй для нас пилота!

Тургенев лишь пожал плечами.

– Теперь вы сказали то, до чего он сам должен был додуматься, пошевелив своими неповоротливыми мозгами. Мы все здесь беспомощны…

Воронцов втолкнул Тургенева в пассажирский салон, прижав ствол пистолета к его кашемировому пальто.

– С какой стати? – хрипло спросил он.

– А что, у него есть выбор? Если этот самолет улетит, если кто-то из вас сумеет уйти, то ему конец. Или вы думаете, что у него есть виллы по всему свету вкупе с соответствующими банковскими счетами? – Тургенев усмехнулся. – Думаю, он хранит свои сбережения под матрасом – каждую копейку, полученную от меня.

Он искоса взглянул на Воронцова и добавил:

– Возникла небольшая проблема, а?

Тургенев снова опустился в кресло с приклеенной к лицу улыбкой. Воронцов вгляделся в бескровное, помертвевшее лицо Лока. В глазах Марфы застыло страдание.

Большая снежинка проплыла за иллюминатором справа по борту. За ней последовала вторая, третья… Воронцов закрыл глаза в безмолвной, бессильной ярости. Когда он открыл их, то увидел стюардессу, вернувшуюся из заднего салона. Дмитрий стоял в проходе и одной рукой придерживал занавес, словно актер перед выходом на сцену. Воронцов взглянул на электронные часы над переборкой кабины. С тех пор, как они захватили самолет, прошло меньше десяти минут. Нелепо…

Он нагнулся над креслом Лока. Глаза американца медленно, с усилием раскрылись. Воронцов был потрясен скоростью, с которой жизнь покидала тело, еще недавно сильное и здоровое. Он прикоснулся к холодной руке.

– Боже, как больно… и как странно, – пробормотал Лок. Кровь сразу же закапала с его губ, и он вытер рот окровавленным носовым платком.