— Чувствуете жар? — спросил Фелипе, поджигая очередную кучу. — Скоро здесь будет гораздо жарче, так что кожа ваша начнет сворачиваться, как бумага. Даже кровь закипит, когда пламя…

Внезапно снаружи прогремел взрыв, во дворе послышались выстрелы. Бормоча проклятия, Фелипе поднял голову.

— Хуаристы! Не может быть, — бормотал он, хватаясь за тяжелую драпировку, закрывающую окно, потом бросил ее, когда жадное пламя охватило ткань. Он швырнул горящую ветку через комнату и бросился к двери, достигнув ее почти в тот же момент, что и Рафаэль.

Кулак Рафаэля врезался в челюсть Фелипе, запрокидывая его голову. Яростно, свирепо Рафаэль бил Фелипе, не замечая быстро распространявшегося пламени, игнорируя все, кроме примитивного желания убить. Его запястья кровоточили, изодранные попытками вытащить руки из грубых веревок; кровь капала на пол при каждом движении. Наконец крики Аманды прорвались сквозь окутавший его кровавый туман ярости, и Рафаэль остановился, позволив почти потерявшему сознание Фелипе рухнуть на пол, а затем бросился к Аманде.

— Скорее, — бормотал он, разрывая узлы, привязывавшие ее к креслу, — выбирайся отсюда.

— Но как же ты? А он? Пойдем вместе…

— Иду, иду! — рявкнул Рафаэль, но Аманда все медлила, глядя на него огромными глазами, полными мрачного предчувствия.

Жадное пламя лизало мебель и ковры, все еще расстеленные на полу, когда Аманда, подчинившись, распахнула дверь и, спотыкаясь, бросилась в коридор. Едкий дым жег ей глаза и горло, и она закашлялась, нащупывая дорогу по длинному задымленному холлу. Должно быть, огонь бушевал и в других комнатах. Фелипе явно не шутил, решив уничтожить асиенду вместе со своим братом и женой.

Злобные крики и выстрелы все еще слышались, подсказывая Аманде дорогу к выходу. Когда она появилась в клубах дыма, вырывающихся из двойных дверей асиенды, ее тут же схватили. Инстинктивно Аманда попыталась вырваться, отбиваясь руками и ногами, и остановилась, только когда услышала знакомый голос Рамона у своего уха.

— Рамон! — Она обернулась, хватая его за руки. — Рафаэль… он все еще там! И Фелипе… — Рамон оттолкнул ее и бросился к распахнутым дверям, как вдруг раздался еще один оглушительный взрыв.

Взрывная волна сбила с ног мужчин, женщин и перепуганных лошадей; осколки стекла усыпали двор, создавая еще больший хаос. Распростертая на земле, Аманда безразлично отметила про себя, что неподалеку от нее какой-то мужчина держит вырывающуюся Консуэлу, и маленькие алые струйки текут по лицу и рукам мексиканки там, где в нее попали осколки стекла.

«А как же я?» — подумала она, осматривая свои руки и удивляясь тому, что не чувствует боли. Кто-то поднял ее с земли. Рамон! Он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.

— Нет, сеньора! Теперь я ничего не могу сделать… Никто не сможет войти в дом и выжить… Это бесполезно. — Рамон тяжело дышал, слезы струились по его черному от дыма лицу, смешиваясь с кровью из мелких порезов, и он не отпускал ее рук.

— Рамон, — голос Аманды был тих и спокоен, — отпусти меня. Кто-то должен помочь Рафаэлю.

Скорбные вопли Консуэлы заглушили отчаянный ответ Рамона, потом утихли до судорожных всхлипов, прежде чем слова ожесточенной брани наполнили воздух.

— Американская сука! — взвыла она, увидев Аманду. — Ты сделала это! Ты и твой любовник… Я рада, что он сгорел, слышишь? Ты должна была сгореть вместе с ним и с Фелипе…

Но Аманда не слушала ее. Все погибло — ее ребенок и мужчина, которого она любила, — все. Для чего ей теперь жить? Голова Аманды откинулась назад, нестерпимая боль пронзила ее.

Она рухнула на землю к ногам Рамона, не видя ничего и ничего не чувствуя. Там, где была боль, теперь все оцепенело, и она подумала, что никогда уже не станет прежней.