Черные как ночь волосы курчавились у него на затылке, густые и жесткие, и почему-то она знала, какими они будут на ощупь, знала, как беспечно он может смеяться и как эти золотые глаза могут светиться одобрением. Но воспоминания улетучились, когда он повернулся к ней, а выражение его глаз скрыли длинные опущенные ресницы.

— Я пришел к выводу, — начал Эль Леон без всяких предисловий, — что вам скучно сидеть в доме и ничего не делать. Возможно, поэтому вы сочиняете сказки о нехватке воды и подвергаете опасности благополучие легковерного паренька. — Нетерпеливым взмахом руки он безжалостно оборвал ее протестующий лепет. Его голос звучал бесстрастно. — Я не ожидаю от вас признания этого, но жду, что вы будете подчиняться моим приказам, сеньора. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно. Разве я кажусь вам глухой или глупой? — едко поинтересовалась она. Весь ее недавний гнев вернулся стремительным потоком. — Несомненно, Эль Леон, вы не потерпите никакого сопротивления вашей невыносимой тирании. Я ожидала такой реакции.

На его челюсти задергался мускул: видимо, мексиканцу пришлось приложить немалые усилия, чтобы сохранить самоконтроль. Его глаза угрожающе сузились.

— Тогда вам, вероятно, известно и то, что произойдет, если вы по глупости решите игнорировать мое предупреждение. Я не собираюсь повторять.

— В этом я уверена, — ядовито парировала она, и в ее глазах блеснул боевой огонь. Аманда уперла руки в бока и дерзко посмотрела ему прямо в лицо. — Если великий Эль Леон отдает приказ, он ненарушим! Разве кто-нибудь посмеет противостоять вам?

— Только опрометчивый глупец, — ответил он и быстро подошел к Аманде. Его загорелые пальцы твердо взяли ее за подбородок. — Вы легкомысленно обращаетесь со словами, chica, в то время как вам следовало бы осознать ценность молчания.

Его янтарные глаза пристально смотрели в голубые, как летнее небо, глаза, и напряженное тело Аманды охватила дрожь. Как у него это получается — вызывать в ней такую реакцию одним прикосновением, хотя она знает, что он за человек, знает, что его разыскивает мексиканское правительство за чудовищные преступления против его же соотечественников и законов его страны? Опасный bandido — а она тает в его объятиях, будто он ее муж или возлюбленный!

Муж. Слово эхом отдавалось в голове, как звон церковных колоколов вдень ее свадьбы, и Аманда вырвалась из его рук, слово они жгли ее.

— Ублюдок! — злобно прошипела она первое, что пришло на ум, и его реакция потрясла ее.

Именно это слово слишком часто бросали ему в юности, и оно всколыхнуло в нем воспоминания детства. Эль Леон взорвался гневом. Железные пальцы больно стиснули руки Аманды, впиваясь в нежную кожу; он поднял ее в воздух и встряхнул как тряпичную куклу.

— Никогда, никогда не говори так со мной, Аманда Камерон! — прорычал он сквозь стиснутые зубы, и ее так испугала его ярость, что она даже не заметила ни того, что он обратился к ней по имени, ни того, что он говорил по-испански.

Аманда беспомощно кивнула, испуганно глядя на него.

— Нет, больше никогда, — хриплым шепотом согласилась она, едва ли понимая, что говорит, и почувствовала облегчение, только когда он вдруг резко отпустил ее.

Растирая плечи, уверенная, что завтра на них проступят синяки, Аманда смотрела на высокого мужчину, угрожающе нависающего над ней. Ее взгляд скользнул по этим золотистым глазам — таким знакомым, навязчиво знакомым, — и мысли в ее голове понеслись назад сквозь годы, пытаясь поймать неуловимые воспоминания. Обрывки памяти метались в ее голове, как листки бумаги на ветру, и она нахмурилась. Эти глаза — кошачьи глаза, которые могли светиться мальчишеским озорством и смехом, — теперь превратились в узкие щелочки, едва заметные на темно-бронзовой коже.