|
В его мозгах — полный фарш: так как же, она хочет его или она хочет его работу? Он не в состоянии отделить одно от другого. Для того ли он нужен, чтобы отобрать у леса дичь? Тащить на ручной тележке артезианский номер с оленем, такой своеобразный горский юмор? Министр и его министрант, человек из регионального правительства, — оба уже здесь, кормятся линиями жизни из своих карманных фляжек, раздулись до невероятной жизнерадостности, разлагающаяся падаль, дни напролет лежащая на солнце. Каждый из них по отдельности стоит троих, если учесть, сколько они могут съесть, то есть их объем, — что ж, ради бога, но, по правде говоря, если каждого из них вытащить из шелухи природы, то он представляет тысячи людей, которые на них полагаются! Вся Австрия смотрит сейчас на них как на людей, которые, наложив запрет на теле- и фотосъемку, жестко предохранили себя от того, чтобы общественность видела их здесь в компании одного из столь могущественных людей, что он при жизни воздвиг себе мраморный памятник в виде сакрального сооружения (персональный автобус для Господа и Девы Марии), где люди могут петь каждое воскресенье. Чтобы люди привыкли и после его смерти уже по праву возносили ему хвалы до небес. Деньги и люди водопадом будут перетекать с одной биржи на другую (как дичь), там, на горе, посреди бушующего счастья вершин, рядом со зверями, чьи головы сплошь покрыты ранами. Эти толстосумы — они теперь всё могут купить!
Первая машина уже отправилась. Захватчики, которые здесь живут, сельские жители, эти легкие как перышко лишайники (такие же вредные для леса. Тихонько давят все своим ничтожным весом, но пользы никому не приносят), они робко жмутся друг к дружке, сбиваются в жалкую шаровидную человеческую кучу, а головы отворачивают в сторону, инстинктивно устремляясь прочь от венценосных небожителей. Это означает: благодаря их персональному присутствию цены в универсамах наконец-то будут увенчаны мудро рассчитанными скидками! Сельские жители, эти ничтожные покупатели, думают, что если они не видят, то их тоже не видят. Делают вид, что собрались здесь ради важной цели, то есть чтобы просто поглазеть. Старики вообще ни капли не стесняются — что им грозит, ведь фруктовая вода жизни давно уже вытекла из них через швы и щели, заменившись дымом самых дешевых сигарет и копченым салом грубой деревенской выделки. Они хотят посмотреть и разевают свои тощие глотки — ведь киноактриса, под надежным руководством, пропахивает насквозь шеренгу беззлобных глазниц. Вот руки, они ей в тягость, словно свисающий полевой бинокль, она улыбается, эдакая приветливая школьная подружка. Когда-нибудь она получит в наследство одного только имущества значительно больше, чем все их воздушное пространство, причем в обход государства, которое короля универмагов невольно, но больно обидело. Ее посев всегда дает всходы. Предпринимательша всё еще, как и раньше, разговаривает со своим шофером и с милыми собачками, но уже начинает страдать от присутствия человеческого реквизита, который находится вплотную к ее полному испарений костюму. Эрих здесь. И останется здесь. Предпринимательша до сих пор так и не переоделась, но натянула сверху толстый вязаный свитер. Машины быстро заполняются людьми, солнечное затмение наполняет день (красавчики уезжают, ого-го!), наползает облако, свет гаснет. Острый запах пота, исходящий от женщины, продукт страха, впитывается в мягкие сиденья специализированного транспортного средства. Ее новый, только что купленный попутчик, сияя, как ружейный патрон, прижимается к ней, и вокруг становится все светлее, светлее, светлее. Деревня заметила эту парочку, но высоки ли будут оценки? В телеигре включают и выключают свет, это называется фототест. Многие пробовались, но выбрали мало кого. Они — валюта, которая конвертируется исключительно в труд. В лесорубе они никогда в жизни не примечали ничего такого, что выделяло бы его среди всех прочих как человека, никакого ценника особого на нем не было. |
