| Жизнь проходит как всегда, наступают холода. Дети у меня так любили рассматривать картинки. Разум смышленых детей пробуждался по будильнику в пять утра ежедневно и сиял дивным светом, редким для этого возраста, — да, он обещал многое! Пешком часок и в автобус — скок. А теперь под стол пешком ходят по тирольской земле. Пусть земля им будет пухом. Тироль стоймя стоит, там крутоватенько. Свалятся дети с этого крутого Тироля. И не родному отцу под ноги. Отцу и в кожурке из собственной кожи неплохо живется. Тупо теребит он свою половую колбаску, на ощупь очень приятно. Заманчивый запах. К воскресенью крайняя плоть вообще закроется, срастаясь с лесной грязью, — чем не выходной костюмчик? Вы видите лодку, вон там, на воде? Эта пучина по праву носит свое бледное имя. По дну шагают окаменелые останки паромной переправы в традиционных деревенских костюмах. Их траурная процессия заканчивается в двадцати метрах от берега — зверски серьезная глубина. Кое-кто видит там ковер из человеческого воска. Орел камнем падает вниз. Его нет. Западня для детей по имени Тироль, а отец хранит верность природе. Нет, жена. Лучше детей здесь на ноги ставить! Свистать всех на подмогу! Слухи как молния полетели, мол, в постели он ни на что не годен. Болезнь суетливых рук. Ошметки рук вываливаются из ветхих зелено-бурых рукавов. Выпустите меня из своих тенет, ваше свинейшество господин Алкоголь. Зажечь на кухне все горелки! Нешуточная борьба этих детей против слабака с тощим кошельком. Папочка, пожалуйста. Из детей сначала один заглядывает внутрь, потом другой — а там и нет ничего, след простыл этой вонючей зарплаты. Ну хоть стольничек подкинь, пожалуйста. Глазом моргнуть не успеешь, а эти подлые стервятники тут как тут, так и норовят выманить очередной килограммчик денег для веселой семейки по имени Мельница, Чтобы Деньги Перемалывать. Такая мельница — соблазн для детей. А где они теперь, дети-то? В Тироле. Из отцовских клешней они вырвались, не надо, пожалуйста. Жена без особых проблем организовала им кое-что: мобильник, вот как. Мы себе такое позволить не можем. Жвачку хочешь? Словно косарь с косою, прошлась жена по всем детским пристрастиям, — нет, вы только представьте, она всё себе заграбастала! Детей вместе со шкурой, защитными покровами и мяском, всех детей целиком. А мне что осталось? Одна только чушь собачья под клешни и попадает, и погладить-то толком нечего. Я дал ей домашний очаг, и что теперь со всем этим сталось? Навоз олений они жрут там у себя в Тироле. У каждого фактически, кроме пальтеца, ничего нет на тельце, благодаря стараниям жены они по двадцать раз на дню наряды менять могут. Вот на что мои денежки-то пошли, ради которых я надрывался. Такой холод терпел — дыхание в глотке смерзалось. Девчонка появилась как чертик из коробочки, а мальчишка — как птенчик из яйца. Она ведь шьет почти как профессиональная портниха, эта чертовка, эта женка-свиноматка. Уехали дети, уехали. Смолкло чтиво в попутной небрежности огня. Да. Он поднимается наверх, на ногах у него прочные ботинки. Эти ботинки — предмет предупреждения и предостережения и никогда — предупредительности по отношению к туристам. В полуботиночках бесстыдно-бездонно швырнет его на шаткое дно долины. Раным-рано приземлился он опять у порога харчевни, все его жалкие косточки распарились от падения всем на обозрение. У местного в этой местности опыт унылый, чужаку приходится самому учиться уму-разуму. Он летит, а его посох летит у него над головой. (Как мне пройти к моим детям?) Они сваливаются людям на голову и разбиваются о мягкую обивку их тел. Ни разу ни тот, ни другой из его детей не сваливались в горную речку, признаёт отец по долгу службы. Половая палочка поневоле зажата между пальцами — единственный щипковый инструмент, струны которого он перебирает вслепую. Полный негодования, играет он на этой арфе подбрюшья. Ведь эту любезность должна оказывать ему жена! Автомобили пропахивают склон, сшибая новые стальные перила, и достать их оттуда можно теперь только мертвыми. |
