Президент делает небольшие паузы между каждой следующей фразой. И вдруг — вопрос:

— Вы хотите, чтобы пришли иностранцы и вместо вас выкопали золото, которое Господь спрятал в глубине вашей земли?

(Заметьте, он не сказал «нашей», он сказал «вашей» земли.)

«Нет, — гремит толпа, — не надо шахтеров-иностранцев, нет!»

Так говорит президент. Это весьма тонкий подход, хоть на первый взгляд этого не скажешь. Он обращается к крестьянам Севера, тем самым, которых покойный Генерал Президент еще не так давно истреблял, как раз потому, что они отказывались покидать свои поля, чтобы спуститься в шахты.

— Конечно, здесь нужны крестьяне! Шутка с баклажанами лишь для того, чтобы вас позабавить, но нам нужны крестьяне, вакейрос и охотники, это сама жизнь, это чрево, полное ваших собратьев шахтеров! А когда шахтеры утомятся, они в свою очередь станут крестьянами, крестьянин возьмет кирку шахтера, а шахтер — лопату крестьянина, потому что необходимо, чтобы крестьянин обогащался, а шахтер дышал свежим воздухом, и это называется братством, в этом и есть сила родины, ваше братство, могучая сила нашей родины!

(В этот раз он сказал «нашей», «нашей родины».)

Овации, естественно.

Так говорит президент. В следующем потоке фраз он станет восхвалять регулярность заработной платы по сравнению с сомнительностью урожаев. Зарплата шахтера — это живительный дождь в конце каждой недели. В субботу вечером протягиваешь ладони, и они наполняются, никаких засух! Загвоздка лишь в том, что, по слухам, шахты больше убивают, чем кормят, а за рабочими там следят начальники в форме и обращаются с ними, как с рабами, и ни один грамм золота не упадет к вам в карман. «Вы ведь слышали об этом, не так ли? И даже из первых уст! Вы слышали это от тех, кто вернулся оттуда, полумертвые кумы и сваты, на глазах у которых их же братья погибали, раздавленные обвалами плохо укрепленных сводов, унесенные потоками грязи, задушенные при находке своего первого самородка, сожранные шахтерской лихорадкой, скончавшиеся от помешательства. Не так ли? Так вот, это была правда! — восклицает президент. — Ваши свидетели сказали вам правду! — И он видит, как это слово «правда» отражается на лицах слушающих. — Самая настоящая правда, — продолжает он. Прежде чем добавить, гораздо тише, среди гула закипающей ярости, почти как если бы он клялся собственной головой: — Но все это было до меня».

Так говорит президент.

— Посмотрите мне в глаза! Все, смотрите мне в глаза, ну же!

И все, до самых последних рядов на другом конце площади, ищут глаза президента, и каждый лично погружается в них.

— Вы полагаете, что я способен лгать вам, как покойный Генерал Президент?

Пусть они хорошенько подумают! Неужели он избавил их от этого палача, чтобы в свою очередь явиться сюда и обманывать их, прямо здесь, он собственной персоной, и именно их? — «Я? Я!» И он видит, как они отрицательно качают головами, он слышит, как они в один голос отвечают «нет».

— Это ваши погибшие товарищи послали меня к вам: твой отец, за которого я отомстил, твой брат, за которого я отомстил!

Президент тычет указательным пальцем в толпу, то туда, то сюда, и каждый, кто потерял близких в тех страшных репрессиях, чувствует, что именно на него указывает палец мстителя.

Так говорит президент.

И вот он приступает к долгожданному сюрпризу.

— Пусть откроют грузовики!

Грузовики битком набиты новыми подсобными орудиями: сита, кирки, ацетиленовые лампы, полное снаряжение шахтера, все самое необходимое для золотоискателя, все бесплатно, даром, от трех самых крупных землевладельцев региона:

— Дон Меркурио Мартинс доставил лампы, дон Теобальду де Менезес Перейра — сита, донья Кунья да Понте, моя родная тетка, — все остальное…

Так говорит благословенный президент, который самолично будет следить за здоровьем шахтера и процветанием крестьянина…

— Самолично!

Но двойник про себя говорит совсем другое.