– Поскорей увезти к себе деньги вам казалось важней, чем завладеть всем оружием патинов?

– Естественно, полковник. На деньги можно достать любое оружие. А отобранное у патинов снаряжение ведь придется им же возвращать, когда они объявят вам войну. Но денег они уже не получат.

– Покажите по карте маршрут вашего полка.

Гвардейский полк Питера Парпа двигался по шоссе, огибающему с запада нашу дивизию. От наших позиций до шоссе было не меньше тридцати километров. Электроорудия на такое расстояние не били.

– Допрос окончен, капитан Шток, – сказал Гамов. – Если у вас есть какие‑либо пожелания – высказывайте.

Шток вытянулся. Отвечал на вопросы он довольно спокойно. Но сейчас опять стал волноваться.

– Один вопрос и одна просьба, полковник.

– Слушаю вопрос.

– Вы пригрозили мне немыслимым унижением, которое опозорило бы не только меня, но и вас как офицера… Я не выдержал… Но ведь если бы вы… фельдшер держал шприц… Показания отравленного – те же, но снимают обвинение в измене, ибо совершаются в состоянии…

– Нет, не те же, Шток, – резко оборвал Гамов. – В состоянии полубессознательном вы многое могли не припомнить, точно не указать. Слушаю просьбу.

Шток вытянулся еще сильней.

– Прикажите расстрелять меня, полковник.

Гамов не скрыл, что поражен.

– Аргументируйте свою странную просьбу, капитан.

– Что же странного?.. Я нарушил присягу, выдал военные тайны. Среди своих я пустил бы себе пулю в сердце. Среди врагов я не могу разрешить себе такого малодушия, да и оружия нет. Но умереть от пули врага не бесчестье, а воинская судьба. Хочу своей кровью смыть хоть часть вины…

– Вы будете жить, капитан Шток. Вы еще понадобитесь мне.

Конвой увел пленного из штаба. Гамов рассматривал карту.

– Ваше мнение, друзья? Окружение, удар вчерашнего союзника нам в тыл… И триста миллионов калонов, бездарно врученные врагу…

– Окружение предотвратить вряд ли сможем, – сказал я. – А если бы и удалось прорваться, то поставили бы под удар «Золотые крылья», а они и так потрепаны. Деньги надо отбить.

– Надо. Как и когда?

– Сперва когда. Сегодня ночью, пока Парп далеко не ушел. Он движется по своей территории, вряд ли торопится. Теперь – как? Силами нашего диверсионного отряда. Поведу его я. Имеете возражения?

– Только дополнение. С вами пойду и я.

– И еще капитан Прищепа, – сказал я. – Без его разведчиков незаметно не подобраться к Питеру Парпу.

– Альберт, свяжитесь с дядей, – сказал Гамов. – И попросите, чтобы центральное стереовидение сделало передачу такого примерно содержания. Добровольная дивизия «Стальной таран» генерала Прищепы и полковника Гамова, – Гамов подчеркнул голосом свою фамилию, – попала в полное окружение. На выстроенную дивизией оборону накатываются неприятельские полки, но находят свою гибель у ее валов. Стойкая оборона дивизии цементирует наш западный фронт, сильно заколебавшийся после подлой измены патинов.

Пеано засветился самой яркой из своих улыбок.

– Не преувеличение, полковник Гамов? Окружение еще не состоялось, атаки врага пока ни одной не отбивали…

– Не преувеличение, а предвосхищение, Пеано. И особо объясните дяде, что такая передача нужна для воодушевления солдат.