К нам не пробиться ни с востока, ни с юга.
– Гамов, у меня есть план спасения, – сказал я. – Идемте в штаб.
В штабе я попросил у Пеано карту с последними данными и доложил свой план. Какая сложилась обстановка? С востока четвертый корпус патинов, с юга дивизии родеров, на севере родеры поспешно уводят пленных «крылышек». Эта эвакуация создает непредвиденные возможности. Посмотрите на дороги севернее нас. Они идут в обход наших позиций на Барте. В некий момент колонны пленных будут проходить всего в полусотне километров от нас. Почему нам не ринуться наперерез и не освободить своих? Конечно, к тому времени родеры займут позиции на противоположном берегу Барты, но вряд ли большими силами. Дороги на север, на юг и на восток если и не вовсе закрыты, то чрезвычайно опасны. А на запад прорваться легче. Конечно, прорыв на запад равносилен тому, чтобы поглубже засунуть голову в пещеру врага. Но сейчас там двигается пленная дивизия. Освободив ее, мы удваиваем свои силы. Став корпусом из дивизии, мы повернем обратно на врага и пробьем себе выход на восток к своим армиям.
Гамов воскликнул:
– Великолепный план! Я – за!
Пеано, Гонсалес, Павел Прищепа и другие офицеры тоже высказались за операцию. Но генерал Прищепа задумался.
– Генерал, неужели вы против? – удивился Гамов.
Генерал медленно проговорил:
– Не я, а маршал Комлин против. Он предписывает нам насмерть стоять на нашей позиции.
– Генерал, снова спрашиваю – вы против?
Прищепа грустно улыбнулся.
– Трудный вопрос вы задаете, Гамов, своему дисциплинированному начальнику. Я всю жизнь привыкал исполнять приказания свыше. Вот мой ответ: я за прорыв на запад. Капитан, – обратился он к сыну, – успех операции зависит от вашей разведки. Если вы ошибетесь в скорости движения колонны пленных, в степени их концентрации, поход дивизии будет равносилен удару кулаком в воздух.
– Можете положиться на разведку, генерал, – сказал Павел.
– Пойду отдохнуть. – Генерал выглядел измученным. Мы догадывались, что его не так тяготит слабость после ранения, как то, что обстоятельства принудили идти против предписаний начальства. – А вы подработайте операцию.
– Предлагаю с детальной разработкой операции погодить до получения данных, как эвакуируются пленные, – сказал Гамов после ухода генерала. – Есть другой срочный вопрос – захваченные деньги. Солдат волнует судьба бумажек.
– Вы обещали им, что награждение деньгами будет продолжено, – сказал я.
– Но согласны ли вы? Нужна точность.
Я бы жестоко соврал, если бы сказал, что мне безразлично, как распорядятся деньгами. Всей душой я восставал против того, чтобы разбрасывать деньги, принадлежащие всей стране, а не одной нашей дивизии. Но отмена обещаний Гамова вызвала бы возмущение среди солдат и уменьшила нашу боевую энергию перед рискованным походом в тыл врага.
– Снимаю возражения, – сказал я.
– Тогда разработаем ценник денежных выплат за боевые успехи, – сказал Гамов. – Я раздавал деньги по наитию. Надо установить теперь, чего объективно стоит каждый успех в бою. А завтра развесим ценник во всех полках, чтобы каждый знал, на что рассчитывать.
– Прейскурант цен на геройские подвиги, – невесело пошутил я. Это была моя последняя попытка иронизировать над включением банковских кредиток в штатное вооружение дивизии.
– Меня денежные ценники не интересуют, пойду организовывать разведку, – объявил Павел.
Вместе с ним ушли в свои подразделения и другие офицеры. Остались Гамов, Пеано, Гонсалес и я. Гамов вписывал в лист бумаги наименование подвига и объявлял цену. |