— Может, так оно и было… Если хочешь, я дам тебе телефон студента, поговоришь с ним.

— Спасибо.

Карпыч записал мне телефон.

«Жаль, — подумала я, — что не получится с ним увидеться, с этим студентом. Утром пора возвращаться в усадьбу»

— А это тебе лично.

Я удивилась. Карпыч, улыбаясь, держал в руках пригласительный билет.

Я взглянула. Ого! Старый друг отца приглашал меня на престижную выставку в Манеж.

— Держи, — сказал Карпыч. — Пообещай, что ты придешь. Я, кстати, звонил тебе несколько раз… Где ты пропадала?

Но я ничего не ответила.

А Карпыч продолжал:

— Выставка открывается завтра, в шесть часов вечера. Я очень тебя прошу, приезжай.

— Спасибо вам, — поблагодарила я. — Обязательно приду. До встречи, Михаил Карпович.

Я завела машину и уже собиралась ехать домой, но меня остановило неопределенное, точно подсасывающее внизу живота чувство… Нет, домой я не поеду, — молниеносно пронеслось у меня в голове. Я отчетливо понимала, что забыла в усадьбе что-то очень важное. То ли я это видела, то ли читала… Но сейчас я была уверена, что именно то, неопределенное, о чем я никак не могла вспомнить, и должно было послужить ключом к пониманию развязки событий, произошедших в конце девятнадцатого века.

Мне снова нужно оказаться в усадьбе, пойти в галерею, пересмотреть бумаги, и, может быть, тогда я найду недостающее звено.

Моя «старушка» медленно ползла по дороге, потом на черепашьей скорости свернула в сторону Выборга. Я еще окончательно не пришла в себя после аварии и поэтому старалась не демонстрировать навыки и умения скоростной езды. Было уже достаточно поздно, и дорога была практически свободной. Я тихонько включила радио. И наслаждалась… дорогой, одиночеством и музыкой. Потом началась реклама, и я переключилась на другую волну.

И услышала, как голос диктора произнес:

— Сейчас мы зададим несколько вопросов одному из учредителей выставки, члену художественному совета Михаилу Карповичу Ладыгину. Михаил Карпович, я знаю, что у вас разразился скандал в связи с работой одного автора…

— Я бы назвал это, скорее, разоблачением, — ответил Карпыч.

— Но что же все-таки произошло? — спросила диктор.

— Некий молодой человек выдавал работу прославленного автора за свое произведение.

— Вы можете подробно рассказать об этом происшествии?

— Нет, сейчас мы проводим внутреннее расследование и еще выясняем кое-какие детали. Но одно могу сказать точно: господин Шацкий, решившийся на такой подлог, подписал себе как художнику приговор на долгие годы.

— Спасибо за то, что согласились прийти к нам в студию, — проворковала диктор.

Далее интервью прервала реклама, а я машинально остановила машину. Вот так… Максим! Хорош гусь! Любой ценой, значит… Не через постель, так через кражу. Наверное, все правильно. Но меня удивило другое — то, что сообщение диктора о поступке Макса оставило меня равнодушной и не затронуло никаких струн в моей душе. Будто и он, и наш роман, и мои страдания… да даже мое увольнение были делами давно минувших дней. Будто произошло это все не со мной.

Я сидела в машине, задумчиво глядя в окно, и переваривала свалившуюся на меня информацию. И тут мимо на большой скорости промчался автомобиль. Я присмотрелась… это была машина Димы. Куда же он так летит? Впрочем, вполне можно догадаться. Дима ехал по направлению к усадьбе. Странно было другое: неужели он так спешил, что даже не заметил меня?

Я почувствовала невыносимую усталость. И постаралась завести «старушку».