Кобыла вдруг принялась мочиться. Струя, окутываясь паром, била в землю и гнала волны пыли.

Вера засмеялась:

— В такой гостинице я еще не останавливалась. Много чего повидала. Но душ из лошадиной мочи принимаю впервые.

— Она расслабилась, — сказал Орлов. — Она нас не боится. Теперь она с нами. Лошади понимают гораздо больше людей. Она нас боялась. Может быть, думала, что я хочу ее зарезать.

— Ты способен зарезать лошадь?

— Не знаю. Но и она этого не знала. И дрожала от страха. А теперь увидела, что мы спокойно легли, спокойно разговариваем. Увидела это и расслабилась. Она увидела, что мы пришли домой. Значит, и она дома. Значит, можно никого не бояться.

— Мочеиспускание есть процесс рефлекторный, и происходит по мере наполнения мочевого пузыря. Я вам это сообщаю как медик. И лошади не умеют дрожать от страха. Они дрожат от холода.

— Откуда ты знаешь? Расспрашивала лошадей?

— Наука использует другие методы познания. Настоящий ученый не берет показания у тех, кого изучает. Потому что показания никогда не содержат всей правды. Вам, Павел Григорьевич, это хорошо известно. Вы ведь в охранке служите.

— Не служу я в охранке.

— Ну, не служите, так подрабатываете. Это еще хуже.

Орлов повернулся к ней спиной. Он понимал, что Вере сейчас хочется поговорить — чтобы заглушить боль, чтобы не слышать далеких выстрелов, да и просто потому что женщина не может долго молчать. Но у него было слишком мало времени. Надо спать. Вера обидится. Но два часа сна для него сейчас важнее, чем ее обиды. Ему предстоит тяжелый день.

Он спал чутко, готовый вскочить при малейшей опасности. Когда Вера зашевелилась в своем углу, он на секунду насторожился. Но тут же уснул снова. И никак не отреагировал на то, что она легла рядом, и прижалась грудью к его спине, и укрыла его и себя меховым жилетом, а сверху еще и своим одеялом. Вдвоем им было теплее, но ему все труднее было изображать крепкий сон, потому что от запаха ее духов кружилась голова. Он все же заставил себя хотя бы подремать еще немного. Когда небо в прогалине между стенами стало серым, Орлов осторожно выбрался из-под одеяла.

— Нам пора, — сказал он, услышав, что Вера перестала посапывать во сне.

Она не ответила, притворяясь, что спит.

«Оставлю ее здесь, — подумал Орлов. — Куда она денется? Я обернусь за пару часов. Пусть поспит еще. Жалко ее. Натерпелась. А сколько еще ей предстоит вытерпеть. Ничего с ней не случится, пока меня не будет».

Орлов прихватил с собой трофейный винчестер и флягу с водой. Прикинул расстояние, на которое мог уйти поезд до взрыва. Можно было бы отправиться верхом. Но если он захочет срезать угол, перевалив через скалы, то лошадь будет только обузой.

Светало быстро, и скоро он уже мог разглядеть склоны, между которыми пряталась блестящая дуга рельсов. «Да, их вполне можно будет пересечь», — решил капитан Орлов и отправился на разведку пешком.

Он отошел шагов на сто, и вдруг круто развернулся и зашагал обратно.

Во всем, без сомнения, были виноваты ее духи. Недаром у него так голова кружилась, недаром. Вера умышленно прижималась к нему ночью. Уже ей-то хорошо известны все приемы и уловки, от которых мужчины теряют последние капли рассудка.

Как он мог довериться ей? Как мог бросить одну без присмотра? Несомненно, и растяжение — сплошная выдумка!

Еще и лошадь ей оставил! Верхом, с запасом воды и пищи, она может уйти далеко. Места эти, по всей видимости, ей знакомы.

Оружие? Возможно, в бандитских сумках завалялся револьвер. Но она обойдется и без него. Она вооружена женской хитростью, изворотливостью и коварством, а эти штучки бьют посильнее любой пули.