Бадрана спас случай — общественность переключилась на конфликт Саддама и кувейтского шейха Джабера III. Летом 1991 года — незадолго до иракского вторжения в Кувейт — премьер-министр заявил, что расследование прекращено, ибо отсутствуют основания для судебного разбирательства. Иорданцы, увлеченные ситуацией в Персидском заливе, не отреагировали на это заявление.
Впрочем, Бадран мог похвастаться и реальным достижением — ему удалось снизить популярность исламистов. Ради этого председатель правительства сделал министром образования Абдуллу Акалейха — члена «Братьев-мусульман»*. Бадран знал, что инициативы радикалов обескуражат народ — и потому дал им немного власти. Воодушевленный Акалейх запретил отцам школьниц посещать спортивные занятия, тренировки и соревнования, где участвовали их дочери. Министр объяснил это тем, что мужчины развращаются, наблюдая, как девочки выполняют физические упражнения. Иорданцы закономерно возмутились — и на какое-то время отвернулись от «Братьев-мусульман»<sup>*</sup>.
Кульминацией реформ стало принятие 9 июня 1991 года нового конституционного документа — Национальной хартии. Иордания провозглашалась демократическим правовым государством, которое придерживается принципов верховенства права и политического плюрализма, а также черпает свою легитимность в свободном волеизъявлении народа. Кроме того, в соответствии с Хартией, Иордания являлась хашимитской монархией, а король Хусейн — ее законным правителем. В свете волнений 1989 года монарх чувствовал себя не совсем уверенно.
На международной арене Хусейн и вовсе дурно выглядел. Причиной тому — его пресловутая дружба с Саддамом. Любое действие Багдада — будь то «случайный» полет иракских бомбардировщиков над долиной реки Иордан летом 1989 года, предложение сформировать ирако-иорданскую эскадру ВВС в феврале 1990 года или угроза Саддама «сжечь половину Израиля» в апреле 1990 года — будоражило Ближний Восток. Арабы считали Хашимита верным союзником Саддама. По замечанию английского историка Филиппа Робинса, Саддам был неуправляемой ракетой, а Хусейн не смог предоставить ему систему наведения.
В августе 1990 года иракская армия атаковала Кувейт — и Хусейн моментально предложил примирить хищника и жертву. Это позволило бы монарху сохранить хорошие отношения с обоими государствами — иначе ему бы пришлось занимать чью-либо сторону. Однако нежелание короля дистанцироваться от Саддама подрывало его репутацию миротворца. Пока Багдад утверждал, что не собирается захватывать Кувейт, и пока Ближний Восток не раскололся на сторонников и противников Саддама — позиция Хусейна была понятна. Но к 10 августа — после аннексии Кувейта Ираком — Хашимиту больше никто не верил.
По выражению Робинсона, в арабском мире Хусейн остался в «маргинальном меньшинстве» — в окружении тех, кто не примкнул к антииракской коалиции. Такими «маргиналами», помимо Иордании, являлись Ливия, Йемен, Судан и ООП. Единственным местом на земле, где Хусейна любили и понимали, было его королевство. Хашимит ослабил цензуру, разрешил любые демонстрации — дабы иорданцы могли «выпустить пар» — и много говорил о том, что верит в свой народ. Подданные его обожали.
Между тем Багдад держался крайне самоуверенно. ООН потребовала прекратить оккупацию Кувейта — но Саддам не реагировал на предупреждения. Ни введение торгового эмбарго, ни операция «Щит пустыни», ни морская блокада Ирака американскими ВМС не возымели ни малейшего эффекта.
В ноябре 1990 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 678. Ираку давался срок до 15 января 1991 года для вывода войск из Кувейта. Саддам проигнорировал резолюцию — и грянула «Буря в пустыне». Хусейн затаился и решил переждать войну, не провоцируя ни США, ни арабские страны, настроенные против Саддама. |