Как правило, предводитель, человек, известный как Халиф, не рисковал собой в непредсказуемой сумятице вооруженных стычек. Но сегодня он сделает исключение. В эту ночь будет твориться история. Как может Халиф не присутствоватьпри этом? К тому же опытный предводитель понимал, что его готовность находиться во время решающего сражения вместе со своими людьми многократно поднимет их боевой дух. Он был окружен бесстрашными патриотами Кагамы, мечтавшими о том, что вождь воочию увидит их героизм — ну а если случится худшее, их мученический конец. Они вглядывались в точеные черты лица Халифа, в его волевой подбородок и видели не просто человека, выбранного Пророком для того, чтобы вести их к свободе, но того, кто навечно запишет их доблестные деяния в книге жизни.

Поэтому Халиф находился во главе отряда избранных на своем тщательно выбранном наблюдательном пункте. Сквозь тонкие подошвы сандалий его ноги чувствовали сырую жесткость скал, но зато перед ним открывался вид на Каменный дворец — точнее, на его главный вход. Восточная стена, выложенная из известняка, источенного непогодой, и широкие свежевыкрашенные ворота были залиты ослепительным светом прожекторов, установленных через каждые несколько футов. Это яркое пятно звало, манило к себе.

— Возможно, вы или те, кто находится под вашим началом, погибнете сегодня ночью, — несколько часов назад сказал Халиф, обращаясь к своим командирам. — Если так, ваша мученическая кончина останется в памяти — навечно!Ваши дети и родители очистятся от грехов через родство с вами. В вашу честь будут воздвигнуты храмы! Паломники будут навещать места, где вы родились и выросли! Вас будут помнить и чтить — на веки вечные -в числе отцов нашего народа!

Этих людей, обладающих мужеством, верой и рвением, Запад презрительно величал «террористами». Террористами! Для циничного Запада, рассадника мирового террора, так было удобнее. Халиф презирал анурийских поработителей, но к людям западного мира, без чьего участия их правление не было бы возможно, он испытывал лютую ненависть. Анурийцы, по крайней мере, понимали, что за узурпацию власти нужно платить: повстанцы постоянно преподавали им этот урок, написанный кровью. Но Запад привык действовать совершенно безнаказанно. Возможно, этому пришел конец.

Глядя на раскинувшийся перед ним склон горы, Халиф чувствовал надежду на светлое будущее — не только для себя и для своих последователей, но и для всего острова. Анура. Когда ты вернешься на предначертанный тебе путь, любое начинание будет тебе по силам. Казалось, к Халифу взывали камни и деревья острова.

Мать-Анура защитит своих заступников.

Столетия назад люди, попадавшие на Ануру, вынуждены были прибегать к стихам, чтобы выразить восхищение красотой природы острова. Но затем колониализм, подпитываемый алчностью и завистью, насадил свою жестокую логику: все прекрасное должно быть разорено и разграблено. Анура стала желанной добычей, за обладание которой спорили великие морские державы Запада. Среди рощ фруктовых деревьев выросли крепости; на золотом прибрежном песке, усеянном ракушками, затаились чугунные пушки. Запад принес на остров кровопролитные войны, и те, пустив здесь корни, разрослись ядовитым сорняком, процветающим на благодатной почве несправедливости.

Мать-Анура, что с тобой сотворили люди?

Западные дипломаты за чашкой кофе и сигарой проводили линии, коверкающие жизни миллионов людей, обращаясь с картой мира словно с детской книжкой-раскраской.