— Потому что я не хочу?.. — начал было спрашивать Юра.

— Потому что ты трус, — перебил инспектор.

— …подставлять свою шею под его ладонь-секиру? Двадцатый век — дураков нет.

— Пусть другие подставляют?

— Кому деньги за это платят, тот пусть и подставляет.

— Эх, был бы тут чайник…

— Зачем… чайник?

— Чаю бы с тобой попил.

Неожиданно для парня Леденцов тут же, посреди оживлённой панели и посреди их разговора, сделал пять скорых приседаний.

— Зачем приседаешь? — спросил опешивший Юра.

— Чтобы не пить с тобой чай.

— Как… это?

— Тебя вызовут к следователю.

Леденцов сильно повернулся и зашагал, стараясь каблуками проломить асфальт. Он понял, что над волей ему работать ещё и работать.

Душа заныла ещё сильней. Чьи это слова про душу? Мамины. Он всегда подшучивал — неплотская душа не может ныть. А вот заныла и у него.

19

Сосик лёг в прогалинку меж парнем в шёлковой рубахе и Викой. Теперь его и Петельникова разделяла только «школьница». Дарья взметнула своё грузное тело с лёгкостью балерины и поставила перед новым гостем хрустальный бокал, налитый коньяком. Но Сосик лишь глянул на него — из кармана лайковой куртки вытащил тёмную бутылку «Наполеона», легко открыл её, сделал заправский глоток и протянул Вике:

— Пей и пусти по кругу.

Вика, «школьница» с косичками, которая весь вечер смаковала пепси-колу, послушно приложилась к горлышку и протянула инспектору. Он глотнул — его брезгливость выразилась в том, что нестерпимо потянуло к простой еде: хлебу, кислой капусте, чаю… Бутылка пошла дальше. Пили все.

Лиловокисейная замешкалась.

— Что? — спросил Сосик своим прерывистым голосом.

— Булькает, — жеманно объяснила она.

— Пей, не захлебнёшься!

Лиловокисейная булькнула.

Инспектор вспомнил, что этот Сосик ходит с белым чемоданчиком-«дипломатом».

Бутылка дошла до паренька в очках, который тихонько сидел в какой-то неудобной, паучьей позе. Он передал бутылку, не приложившись.

— Не будь козлом, — посоветовал Сосик.

— Я вообще не пью, — отозвался паренёк.

— Он не пьёт, — подтвердила Дарья.

— Тогда что он тут делает? — удивился Сосик.

— И верно, — удивился в свою очередь парнишка, облегчённо расставаясь с паучьей позой.

Он ушёл тихо, не попрощавшись.

— Одной бабой стало меньше, — бросил Сосик.

Петельникову тоже захотелось сказать «и верно», встать на задние конечности, как положено человеку, и выйти вслед за очкастым. Но он был на работе, поэтому просматривал комнату, водя взглядом вдоль стен. Чемоданчик мог стоять где-нибудь в тенёчке. Чемоданчик не стоял.

Ополовиненная бутылка «Наполеона» замкнула круг и вернулась к Сосику. Он взболтнул её, определяя остаток, запрокинул и долго глотал в ждущей тишине, пока всё не выпил. Когда он отёр губы, гости крикнули «Ура!» и грянула музыка — мендельсоновский свадебный марш. Тут же в углу белым светом зажёгся крупный металлический крест. В другом углу огненный блик осветил тёмную икону с поникшей богородицей. А в центре стены, на телевизоре забелел череп с горящими глазницами… Гости ещё раз крикнули «Ура!».

Инспектор думал: никогда не расстаётся с белым чемоданчиком… Мода, привычка? Или носит в нём лихие деньги, оружие, драгоценности? Никогда не расстаётся, а сегодня расстался?

— Порванные колготки лучше всего штопать своими волосами, — сообщила подкравшаяся лиловокисейная.