Он не изображал удивления, он на самом деле удивлялся. Мысли натужно поскрипывали. Наверное, все-таки можно, раз они в шахте. Это ведь шахта?.. Разумеется, шахта! Вон и крепи кругом. Значит, сначала успели, а потом укрылись от начальственного ока. Сообразили…
Вялым движением Гуль подобрал с земли камень и без особой радости заметил, что тот шевелится. Шевелящихся камней он еще не видел. И хорошо, что не видел. Потому что шевелящийся камень — это бред, это белая горячка. Он перевел мутный взгляд на капитана.
— Эй! Взгляни-ка! — Собственный изменившийся голос показался ему более звучным и весомым. Таким голосом вполне можно было отдавать армейские команды. Настоящий офицерский бас.
Володя повернул голову, с усилием выдохнул:
— Фокусы…
— Ага, — Гуль послушно кивнул. — Послушай, я запутался. Ничего не помню и ничего не понимаю. Володя хрипло рассмеялся.
— И ее не помнишь? Я говорю о каракатице? Гуль тупо уставился в ладонь.
Камень по-прежнему шевелился, перекатываясь, норовя принять форму упитанной ящерки. Вздрогнув, Гуль встряхнул кистью, но никакого результата не добился. Каменюка пиявкой прилепилась к руке.
— Я думал…
— Ты думал то же, что и я. С виду обыкновенный гранит. — Капитан вяло улыбнулся. — А может, это и есть гранит, не знаю, но… Тут все дело в том, что она где-то рядом.
Гуль яростно тряс рукой. В конце концов липучее создание шлепнулось в темноту. Показалось, что и там оно не угомонилось. Да и вообще все вокруг подозрительно шуршало и причмокивало.
— Как твой рентгеномер?
— Вроде молчит. — Гуль полез в карман за прибором.
— Сдох твой аппаратик. — Капитан коротко хохотнул. — И мы сдохнем. Здесь до черта радиации, я это чувствую.
— Что ты болтаешь? Володь! — Гуль тяжело поднялся. — Подожди, что-то не соображу… Значит, сначала была улитка в полнеба, то есть каракатица, сейчас эти камни… Где мы, Володь?!
Шагнув к осыпающейся наискосок стене, он склонился.
— А это? Здесь все из какой-то резины. Или это глина?
— Ты просто не очухался. Придешь в себя, поймешь.
Гуль зажмурился. Что он должен понять?.. Сделав несколько неуверенных шагов, уперся руками в упруго-податливый, потемневший от времени брус.
Опора… Крепь, которая не в состоянии удержать что-либо. Пальцы входили в нее, как в пластилин.
— Володь…
Он начал припоминать, в голове вновь загремел барабанами сумасшедший оркестр, джаз-банд, набранный из рокеров-жестянщиков. Музыка вбивала гвозди, сердце переполнялось жутью. Радиация, свет тускнеющего фонаря, нечто клейкое под ногами… Неужели эта гадина все-таки их настигла? Шахту завалило, а от бешеной радиации что-то приключилось с окружающим. Эта каучуковая упругость, земля, осыпающаяся под углом. Бред!.. И никто не бросится вызволять двух исчезнувших неведомо куда военнослужащих. После сегодняшней-то пальбы!.. Спишут на кишечные заболевания, а в гроб насуют килограммов по семьдесят кирпичей. Это у них не впервой. Практика отработанная. Каждый год одних часовых сколько пропадает: мороз сорок градусов, пурга и белый оголодавший мишка, с готовностью гардеробщика вытряхивающий тебя из полушубка. Так и находят потом: полушубок, автомат да валенки.
Гуль решительно подобрал фонарь. Чушь! Он не собирается пропадать! Слишком роскошно — семьдесят килограммов кирпичей!.. Ни одного кирпича вам, мерзавцы!..
Внимательно оглядывая стены, он неторопливо двинулся по гранитному коридору. Гуль более не доверял ни зрению, ни слуху. Впрочем, и рукам тоже.
А если так, стоило ли вообще заниматься исследованиями? Наверное, нет, но он все же продолжал двигаться вперед. |