Снайперы Гурбани, находившиеся на крышах близлежащих лачуг, не успели произвести ни единого выстрела, мгновенно снятые спецами второго диверсионно-штурмового отряда. Но торжествовать было рано. Слишком много боевиков скопилось в ущелье, и первый залп спецназа не выбил и десятой части их численного состава. Если верить данным разведки о пятистах боевиках, непосредственно находившихся в крепости Гульбеддина. Поэтому Пашин со Щуриным, подхватив под руки воющего от боли Гурбани, потащили его к каменному сараю, как и главный дом, представляющему собой солидную крепость меньших размеров.

Майор Глебов с остальными бойцами особой группы, ведя интенсивный огонь по всем направлениям, прикрыли отход, и уже через минуту все целыми и невредимыми заперлись в сарае, разобрав окна-амбразуры.

Уложив раненого главаря террористов на кучу хвороста и приказав прапорщику Щурину оказать Гурбани первую медицинскую помощь, Пашин вызвал Шувалова:

– Ураган! Как слышишь меня?

– Слышу хорошо!

– Доложи обстановку!

– После первого обстрела «духи» затаились. Снаружи только убитые, остальные, включая раненых, укрылись в глиняных постройках. Сейчас в кишлаке тишина. Передышка.

– Приходят в себя, орлы горные! Но совсем скоро, разобравшись в обстановке, они попытаются взять штурмом сарай, где нахожусь я с Гурбани. Твоя задача – перекрыть все подходы к зданию. Одновременно свяжись с «вертушками», пусть будут в полной готовности обстрелять кишлак!

– Понял, Григ!

– Пока все, до связи!

Гурбани, которого обезболили промедолом, подал голос из угла:

– Кто вы, безумцы?

Пашин подошел к пуштуну, присел перед ним на корточки:

– Кто мы, спрашиваешь? Твоя постоянная и неизлечимая зубная боль, шакал! Те, кто ранее разнес отряд Шульца и разгромил банду Шамсета! Те, кто обезвредил твою подставу у Туры и ликвидировал отряд Лески! Вот кто мы! Теперь мы пришли за тобой! Ты называешь нас безумцами, а безумец ты сам! Только сумасшедший может без всякой причины творить зло, уничтожая массы ни в чем не повинных людей!

Гульбеддин мрачно проговорил:

– Вот, значит, кто пожаловал ко мне в гости? Но ты ошибаешься, гяур, в своих рассуждениях! Я веду священную войну против неверных! С того декабрьского дня, когда ваши войска вторглись в мой Афганистан и начали насаждать свои нечестивые порядки. Я воюю с вами, а на войне, как ты знаешь, все способы допустимы!

Пашин нехорошо ухмыльнулся:

– Значит, с неверными воюешь? А как быть с пассажирами «Боинга», обреченного тобой на гибель? Ведь на его борту в основном летели твои братья-мусульмане, ради веры которых ты и объявил священный джихад?

– Издержки неизбежны в любом деле, если дело, конечно, стоящее и масштабное!

– Вот как? Человеческие жизни для тебя простые издержки?

– Как и для вас, господин русский офицер! А назвал я вас безумцами потому, что только полные идиоты могли решиться на подобную акцию. Сколько вас здесь? Пятьдесят человек? Сотня? Две сотни? Плевать! Вам не уйти отсюда. Совсем скоро в ущелье соберется многотысячная армия верных мне людей, и вас будут резать, как баранов, медленно, на мелкие куски, чтобы потом скормить собакам!

Григорий поднялся.

– Посмотрим, Гурбани! Но даже если всем нам предстоит лечь здесь, то одной твоей смертью наша гибель будет оправдана!

– Глупец! На смену мне придут другие! Война продолжится, теперь ее не остановить, и недалеко то время, когда миром будет править ислам! Наш чистый от скверны ислам. И я постоянно молюсь об этом!

– Лучше о себе помолись, урод!

Подполковник подозвал Щурина.

– Закрой пасть этому ублюдку!

Что прапорщик не без удовольствия и сделал, одним ударом вырубив террориста.