Маша не могла знать, что ждет впереди, но кое о чем догадывалась, и догадки были мрачные. Самое-то дрянное, что везут ее не одну. Вон их сколько сопит рядом. Как там было сказано в «Фольксвагене»? «Порядок для всех один, сестра». Вряд ли это касается только таблеток. Ведь не для того же всю компанию взяли на борт, чтобы прокатить. Скорее они, как Маша, везут по чемодану с грузом.

И что у нас получается? Курьеров, считая Машу, не меньше восьми. Ганс, Петрович и брат-1 – еще трое. Всего, значит, больше десяти человек плывут из пункта А (из Адлера?) в некий пункт Б. Кто как, а Маша, например, с утра не ела. Накормить их в пункте Б кто-то должен? Охрана для секретных чемоданов нужна? А причал для яхты? А человек на причале? Наконец, босс, которому везут чемоданы, тоже там, ждет не дождется.

Врагов набиралось уже с два десятка; таинственный пункт Б обрастал жилыми помещениями, автомобилями и гаражами. Все четче в голове у Маши вырисовывалось несокрушимое, как будто сложенное из булыжников, слово БАЗА.

Самое обидное – что яхта в этот самый момент, может быть, шла мимо Укрополя. Будь облака пореже и луна побольше, глядишь, и блеснула бы на берегу знакомая луковка старинной церкви.

У Маши мелькнула шальная мысль: тихонечко сползти за борт и… утонуть, потому что сейчас ноябрь, а не август, долго не проплаваешь. А жаль, потому что едва ли яхта ушла далеко в открытое море, где ее могли засечь радары пограничников. А вот в километре, в двух от берега есть шанс проскочить. Петькин отец так однажды попал на Украину, причем незаметно не только для пограничников, но и для себя. Тамошние рыболовы обозвали его москалем, но бензину для мотора отлили, и он вернулся домой…

Скрипнула дверь. Свет из открытой каюты упал на грязно-серый парус, на палубу и ослепил Ганса.

– Выключай! – зашипел он, прикрыв глаза рукой.

Прежде чем свет погас, Маша разглядела неподвижную тень Петровича за парусом и брата-1, по пояс высунувшегося из низкой рубки.

Ганс, оступаясь на шаткой палубе, подошел к нему:

Не спится, Коля?

Ага. Пойдем вниз, поговорим.

Не могу, – отказался Ганс. – А вдруг кто проснется?

После недолгой возни братья сели на палубу по-турецки, сблизив лбы, как будто собрались бодаться. От Петровича они таким образом уединились, а Маша слышала каждое слово. Родственнички были уверены, что она спит.

Ну, в чем дело, брат? Киснешь? – с усмешкой в голосе спросил Ганс.

Коля подтвердил тяжким вздохом, что так и есть, киснет.

И по какому же поводу?

Сам знаешь.

Не знаю, брат! Ума не приложу! – делано удивился Ганс.

Шофера жалко, – еле слышно выдавил брат-1.

Какого? Который сестру захватил, а потом стрелял в тебя?

Коля промолчал. Кажется, он уже сам был не рад, что начал разговор. Но Гансу этого показалось недостаточно.

Жалуетесь, что много учить заставляют, а сами как слепые котята! Основ не знаете, отсюда сомнения и нетвердость в вере, – сказал он с искренним сожалением. – Ну-ка, быстренько, из «Откровений» преподобного: «Все святые, включая Иисуса…»

«…должны уважать вас, потому что даже Иисус не смог сделать то дело, которое вы сейчас делаете», – закончил цитату Коля.

Ведь знаешь! – обрадовался Ганс. – А какие главные свойства души?

Богоданна, бесплотна и бессмертна! – окрепшим голосом отрапортовал брат-1.

Так о чем ты переживаешь, дурашка?! Мы бессмертную душу спасли этому шоферюге, потому что пострадал он за наше святое дело. И сестру выручили!

Коля благодарно хлюпнул носом и – чмок, чмок – расцеловал мудрого Ганса.

Иди спи, через час меня сменишь, – пробурчал тот.