Мне казалось, ты поймешь… Людишки – плесень, сестра. Ошибка эволюции.
Да почему же?!
Потому что ни один шакал не убивает, когда не хочет есть. Ни одна свинья не напивается в дым. Ни один сивый мерин не врет, как человек!
По-моему, вас кто-то сильно обидел, – сказала Маша.
Иерофанушка вскинул злое оскаленное лицо и ударил ладонью по кнопке. Маша сжалась: «Взорвемся!», но кнопка только заставила магнитофон замолчать.
Так здесь все обиженные, сестра! Кто людьми, кто богом, – жалостливо сказал Иерофанушка. – Нормальный человек в секту не пойдет.
Глава XXV ДОПРОС КУРИЛЬЩИКА
Маша шла на ужин, мечтая об одном: сгрызть свои сухари, отмучиться с докладом брату казначею – и спать, спать.
Кончался ее второй день в обители. Она освоилась и уже не боялась выдать себя неосторожным словом. Проверки были пройдены, новых, кажется, не намечалось. Дед бы сказал, что операция внедрения прошла успешно. Другое дело, что никто на эту операцию Машу не посылал, кроме, понятно, гадюки Соколовой. А операция отхода не сдвигалась с мертвой точки.
Утром она была уверена, что дверь на свободу приоткрыта: есть дыхательный аппарат и гидрокостюм, есть планы побега… Но дверь захлопнулась, больно стукнув ее по носу, и все стало еще хуже, чем раньше. Маше казалось, что ее гонят по коридору. Вроде за руки не держат, вроде остается надежда, что за следующей дверью найдется выход. А на самом деле открываются только те двери, которые нужны провожатому. И в конце концов она окажется под днищем корабля с миной в руках.
Убивать людей Маша не собиралась – просто не смогла бы. Решиться на заведомо невыполнимый побег – на ластах от скоростного транспортировщика? Ей бы хоть две минуты форы, тогда другое дело: затерялась бы в море, и только ее и видели…
В похоронном настроении Маша добрела до столовой. Народу было немного. На обед все валят гурьбой после радостного труда, а в завтрак и в ужин детям папы Сана разрешается некоторая вольность в пределах получаса. Судя по тому, что стол для грязной посуды был еще пустым, она пришла одной из первых. Увидела Олю, кивнула, потому что брат казначей приказал не разводить склоки, но подходить к предательнице не стала. Крестница Соня бросилась к ней: «Здравствуй, сестра!», чмоки, от которых Маша успела отвыкнуть за день.
Взяли компот и по кусочку торта, заменявшего сухари по случаю сегодняшнего праздника Святого Вина.
Ты где была? – стала расспрашивать крестница. – Брат иерей сказал, что ты в библиотеке порядок наводишь.
Раз сказал, значит, навожу, – согласилась Маша.
А что там? Интересные книжки есть?
Конечно. Полное собрание папиных сочинений.
Чьих?! – удивилась крестница.
Маша поняла, что здорово проговорилась. Ни один сектант не позволит себе так фамильярно называть Спасителя, Царя Вселенной и все такое.
Преподобного. Ты смотри, не зови его папой. Это я неудачно пошутила.
А мне нравится, – сказала Соня, – мы же его дети, правда?
Само собой. Но папой ты его все равно не называй, другие не поймут.
Народу в столовой стало прибавляться. Расправившись с компотом и тортом, папины дети почему-то оставались за столами. Тех, кто хотел выйти, останавливали в дверях, и там образовалась небольшая пробка. Маша не видела поверх голов, кто взял на себя роль караульщика.
– Не знаешь, что случилось? – спросила она. Крестница пожала плечами:
Мне одна девочка из нашей комнаты сказала не уходить, а ей еще кто-то сказал.
Когда собрались, кажется, все, в столовую вошли брат казначей и брат иерей. Гул голосов стал умолкать, только какой-то увлекшийся новичок повторял наизусть цитату из папы Сана. Маша ее помнила, хотя и не дословно: «В России люди готовы и голодны. |