Демьян Бедный. Диво дивное
Ну, вот: Жил-был мужик Федот — «Пустой Живот». Недаром прозвищем таким он прозывался. Как черный вол, весь век Трудился человек, А всё, как голым был, так голым оставался — Ни на себе, ни на жене! Нет к счастью, хоть ты что, для мужика подходу. Нужда крепчала год от году И наконец совсем Федотушку к стене Прижала так — хоть с моста в воду. Ну, хоть живым ложися в гроб! «Весна-то… Вёдрышко!.. И этаку погоду Да прогулять?! — стонал несчастный хлебороб, Руками стиснув жаркий лоб. — Святитель Миколай! Мать пресвятая дева, Избави от лихой беды!» У мужика зерна не то что для посева, Но горсти не было давно уж для еды. Затосковал Федот. Здоровье стало хуже. Но, явно тая с каждым днем, Мужик, стянув живот ремнем Потуже, Решил говеть. Пока говел — Не ел, И отговевши, Сидел не евши. «Охти, беда! Охти, беда! — Кряхтел Федот. — Как быть? И жить-то неохота!» А через день-другой и след простыл Федота: Ушел неведомо куда! Федотиха, в слезах от горя и стыда, Сама себя кляла и всячески ругала, Что, дескать, мужа проморгала. А муж, Сумев уйти тайком от бабы, Не разбирая вешних луж, Чрез ямы, рытвины, ухабы, По пахоти, по целине Шагал к неведомой стране, — Ну, если не к стране, то, скажем, так куда-то, Где люди, мол, живут и сыто и богато, Где всё, чего ни спросишь, есть, Где мужику дадут… поесть! Худой да легкий с голодовки, Федот шагал без остановки, Порой почти бежал бегом, А как опомнился уж к ночи, Стал протирать в испуге очи: Дождь, ветер, а кругом… дремучий лес кругом. Искать — туда, сюда… Ни признаку дороги. От устали Федот едва волочит ноги; Уж мысль была присесть на первый же пенек, — Ан только в поисках пенька он кинул взглядом, Ни дать ни взять — избушка рядом. В окне маячит огонек. Кой-как нащупав дверь, обитую рогожей, Федот вошел в избу. «Здорово, землячок! — Федота встретил так хозяин-старичок. — Присядь. Устал, поди, пригожий? Чай, издалёка держишь путь?» «Из Голодаевки». «Деревня мне знакома. Рад гостю. Раздевайсь». «Мне малость бы соснуть». «Располагайся, брат, как дома. А только что я спать не евши не ложусь. Ты как на этот счет?» «Я… что ж? Не откажусь!..» «Добро. Мой руки-то. Водица у окошка». «Ну, — думает Федот, — хороший хлебосол: Зовет за стол, А на столе, гляди, хотя бы хлеба крошка!» «Умылся? — между тем хлопочет старичок. — Теперь садись да знай: молчок!» А сам залопотал: «А ну-тка, Диво, Диво! Входи в избушку живо, Секися да рубися, В горшок само ложися, Упарься, Прижарься, Взрумянься на огне И подавайся мне!» В избу, гагакнувши за дверью, Вбежало Диво — гусь по перью. Вздул огонечек гусь в золе, Сам кипятком себя ошпарил, В огне как следует поджарил И очутился на столе. «Ешь! — говорит старик Федоту. — Люблю попотчевать гостей. Ешь, наедайся, брат, в охоту, — Но только, чур, не трожь костей!» Упрашивать себя мужик наш не заставил: Съел гуся начисто, лишь косточки оставил. |
