Нери помотал головой. Расстегнул ветровку и, сбросив её, сложил на рюкзаке. Он уже начал сомневаться в том, что идея рассказать обо всём отчиму была хороша.

– Ну что ты краснеешь, парень? Не люблю я твои загадки, – Лихач отодвинул кружку и уставился хмельным взглядом в глаза Нери. – Не стесняйся, рассказывай. С девчонкой ничего не получилось, да?

Татуировка промеж лопаток Нери заныла под рубашкой, прожигая кожу огненным клеймом.

– Какие девчонки?! – показалось, что деревянная лавка утыкана иглами. – Ты что, забыл?! Я – грязный.

Лихач, насупившись, придвинул кружку к себе и щедро отхлебнул. Луч света бросил размытый блик в соломенно-жёлтые волны хмельного напитка.

– Тоже мне приговор, – проговорил он с долей раздражения. Густая тень скрадывала верхнюю часть его лица, превращая чёрные глаза в бездонные впадины. – Мне это никогда не мешало. Как себя поставишь, так и жизнь проживёшь, запомни!

– Может, и не приговор, но препятствие, – Нери скривил губы и отвёл взгляд.

Официантка, одетая в дикарское платье из экокожи и высокие ботфорты, бабочкой скользнула мимо стола и поставила перед ними поднос с чаем и горячими пирожками. Неразборчиво пожелав приятного аппетита, она исчезла так же незаметно, как и появилась. В память о ней остался лишь аромат цветочных духов.

Пустой желудок – не помощник. Особенно если ты собрался говорить о диссоциации. Нери протянул руку к блюду с пирожками. Мягкое тесто податливо прогнулось под пальцами, согрев ладонь теплом.

– Лихач, – начал он робко, – возможно, тебе неприятно будет об этом говорить, но… Я просто уточнить хотел…

Нери замялся. Его коробило, когда приходилось употреблять слово «просто». Оно всегда придавало речи оттенок оправдания.

Лихач оторвался от пива и приподнял бровь: то ли удивлённо, то ли насмешливо. Чёрный агат глаза зацепил Нери острым рыболовным крючком.

– Тебя ведь лечили от диссоциации много лет назад? – пролепетал Нери, стараясь не выдавать волнения.

Брови сошлись над переносицей Лихача, разделив лоб двумя продольными морщинками. Напыщенно-самодовольное выражение мигом исчезло с его лица.

– Да, лечили, – подтвердил он сквозь зубы. – Три месяца взаперти держали, мерзавцы. Только вот диссоциации у меня никакой не было, ясно тебе?

Нери пожал плечом. Не было, так не было. Характерная черта диссоциировавших – отсутствие самокритики. Теперь пришло время сказать главное.

– Я тоже диссоциирую, Лихач, – выдавил Нери. – Сомнений нет. Вчера… и позавчера я видел то, чего не мог видеть в принципе. И мне нужна твоя помощь, как никогда раньше.

Лихач внезапно изменился в лице. Ярость отступила, разгладив морщины на смуглом лбу, глаза расширились. Привстав со скамьи, он оттолкнул стол и наклонился над Нери. Крепко, но безболезненно сжал ладонями его плечи. Кожи коснулся терпкий пивной смрад, заглушив аппетитный аромат свежей выпечки.

– Что бы там ни было, говори, – произнёс Лихач твёрдо.

Бежевый зернистый потолок накренился над головой. Горло сдавило удушье.

– Фиолетовые вспышки. Как пламя, – пробормотал Нери, запинаясь на каждом слове. – Мраморный зал, светильники, горящие открытым огнём. Фрески. И… девушка.

Он не захотел говорить о том, что та, кого он видел, как две капли воды походила на Венену. Или просто не смог сказать.

Гримасы на лице Лихача стремительно сменяли друг друга. Прежнее удивление переросло в маску настоящего ужаса. Он поймал взгляд Нери, его дыхание внезапно стало тяжёлым и сбивчивым.

– Она не касалась тебя? – рявкнул Лихач с надрывом, почти навалившись на Нери.