— Вы должны написать несколько слов соболезнования, Бертран.

— Вы думаете?.. И что же мне написать?.. Признаться, меня мало все это волнует.

— Да, я прекрасно понимаю, но правила приличия обязывают…

Бертран вздохнул, сел за письменный стол и взял лист бумаги.

«Дорогой друг, — писал он, — ваше письмо глубоко тронуло меня. Как это благородно с вашей стороны, будучи в глубоком горе, вспомнить обо мне и лично сообщить эту печальную новость. Да, я с грустью вспоминаю эти, увы, слишком редкие визиты на улицу Дамьетт. Красота этих мест, мягкость и живость характера вашей бедной матушки, ее благосклонность к ребенку, которым я тогда был, все это осталось в моей памяти волшебными картинами детства, которые мне никогда не забыть. Что же касается вас, я знаю, как искренне вы были преданы вашей матери, и теперь только любовь вашего мужа и дочерей сможет примирить вас с утратой. Если когда-нибудь мне представится случай побывать в Пон-де-л’Эр, я непременно навещу вас, и мы побеседуем о былых временах. Примите, дорогой друг, мои уверения в почтении и искренней симпатии…»

Он протянул листок Изабель.

— Прочтите это, — сказал он, — думаю, получилось забавно.

Изабель быстро пробежала текст глазами, затем с серьезным и удовлетворенным видом вернула письмо Бертрану.

— Это именно то, что требуется, — подтвердила она.

Дом с привидением

© Перевод. Б. Акимов, 2011

— Это началось два года назад, — рассказывала она, — во время моей болезни. Я обратила внимание на одну странную вещь: по ночам мне постоянно снился один и тот же сон. Я гуляла по совершенно незнакомой местности; тропинка, петлявшая по полям, приводила меня к видневшейся издалека липовой роще, правильным кольцом окружавшей приземистый белый домик. И лишь расположенная левее дома лужайка, окаймленная стройными тополями, привносила в эту идиллическую декорацию элемент асимметрии.

Даже во сне я испытывала странное влечение к этому дому. Не имея сил (как, впрочем, и желания) сопротивляться, я направлялась к нему. Путь преграждал шлагбаум белого цвета, миновав который я попадала на тенистую аллею; меж деревьев были заботливо разбиты клумбы, где пламенели яркие весенние цветы: незабудки, примулы и анемоны. Я хотела собрать букет, но стоило мне их сорвать, как цветы тотчас же увядали.

Дом был сложен из белого камня и сверху покрыт яркой черепицей. Небольшое крыльцо вело к массивной дубовой двери. Я очень хотела попасть внутрь: звонила в колокольчик, кричала, звала хозяев — но мне никто не отвечал. В конце концов, глубоко огорченная, я просыпалась.

Мой сон повторялся на протяжении долгих месяцев, при этом настолько подробно и отчетливо, что в результате я пришла к выводу: вероятно, когда-то давно, в раннем детстве, мне уже приходилось видеть этот сад и этот дом. Но каждый раз, просыпаясь, я не могла вспомнить, когда и где я их видела. И это желание — во что бы то ни стало вспомнить — сделалось моей навязчивой идеей. В конце концов я приобрела небольшой подержанный автомобиль и стала колесить по дорогам Франции в поисках вожделенного дома.

Не стоит подробно останавливаться на моих путешествиях. Я объехала Нормандию, Турень, долину Луары — но ничего не обнаружила, что, впрочем, меня не удивило. В октябре я прекратила поиски и возвратилась в Париж, но всю зиму грезила о низеньком белом домике и с наступлением весны продолжила свои изыскания в окрестностях города. Как-то раз во время одной из таких прогулок неподалеку от Иль-Эдема я вдруг почувствовала внутренний толчок — приятное волнение, которое возникает, когда спустя долгое время попадаешь в те места, где раньше была счастлива.

И хотя я прежде никогда тут не бывала, но сразу вспомнила эти места: пирамидальные вершины тополей возвышались над липовой рощей, за молодыми кронами которой угадывались очертания некоего строения.