- А может, здесь ее пока оставим, а вечером я… - забормотал было ефрейтор, но под взглядом командира сжался, замолчал и начал стаскивать влажно блестящую химзащиту.

- Ты ее здесь оставишь, а Фролу у ворот с одним автоматом прыгать если что? Это тебе не такси, это огневая точка вроде бы. Ты теперь в армии, а не в гостях у подполковника Стойлохрякова, боец! - Лейтенант говорил почти ласково, но Резинкин на всякий случай начал потихоньку отступать за широкую спину Лехи Простакова. Мало ли что? Это год назад взводного, «пиджака» интеллигентного, можно было подкалывать и временами в упор не замечать. А уж как изменился, когда в эту долбаную Чечню попал… Откуда только у бывшего близорукого студента с язвой и командный голос взялся, и взгляд, от которого иной раз Леха меньше ростом становится - снизу вверх на командира смотрит?

- Так, давай плащ сюда, и я пошел! - Мудрецкий завернулся в шуршащую зеленую оболочку и выскочил под проливной дождь. Одним движением вскочил на броню, вторым - скрылся в люке, третьим - высунулся из «БРДМ» и показал Резинкину кулак. - Почему люк за собой не закрыл?! Ну погоди, Резина, вылезу - порву!!!

- Ага, только сначала просохни, - хихикнул Витек, как только тяжелая крышка опустилась на предназначенное ей место.

- Ты чего это? - удивленно уставился на него Простаков.

- А ты сам прикинь - люк-то я открывал над командирским местом… Допер?

- Не-а, - честно признался Леха.

- Во-во, и он тоже не сразу, только когда уже на сиденье плюхнулся. Ну, люк открыт, дождик - сам видишь, сиденье - клеенка, да еще и продавлено малость. А ему на рации работать надо срочно, он и сел с размаху, не глядя. Как думаешь, много там натечь успело?

- Наряда на два точно. - Широкое сибирское лицо расплылось в ехидной ухмылке. - Так что выспись сегодня получше, завтра не получится. Слушай, а вообще-то прикольно, что мы сюда попали, точно? Будет о чем дома рассказать - все-таки на войну съездили!

- Вот погоди, обратно приедем, тогда и говори, - проворчал Резинкин. - Как оставят нас тут до самого дембеля… А потом кто-нибудь возьмет и приколется. И нас заодно приколет. Ну его на хрен, такое приключение, и без него будет чего вспомнить… Скажешь, нет?

- А чего такого вспоминать-то? - Леха задумался. Крепко задумался. Как всегда, этот процесс затянулся надолго…

В это время лейтенант Мудрецкий занимался одновременно двумя важными делами - укладывал на мокрое сиденье пятнистый бушлат, снятый со спинки водительского сиденья, и пытался настроить рацию. Старенькая рация хрипела из последних сил, иногда горестно подвывала, но соединять взвод спецсредств с командованием отказывалась напрочь.

- Сорок два полста один, Сорок два полста один, я Сорок два тридцать пять, прием. - Мудрецкий поплотнее прижал черные кожаные «пилюли» ларингофонов к шее. - Сорок два полста один, ответьте Сорок два тридцать пятому, прием…

Рация насмешливо заулюлюкала, потом раздался отчетливый и узнаваемый звук сливаемой в унитаз воды. В наушниках побулькало, потом помолчало минуту-другую и начало задумчиво насвистывать.

- Сорок два полста первый, Сорок два полста первый, отвечайте Сорок два тридцать пятому, прием…

Рация сердито зарычала и неожиданно откликнулась хриплым, смутно знакомым голосом:

- Задолбал ты, Сорок два тридцать пятый! Если так приспичило поговорить - мотай в комендатуру и по телефону позвони! Ну не слышат тебя, не слышат! Чего орешь-то, чего эфир засоряешь?

Мудрецкий от неожиданности подпрыгнул так, что крышка люка, встретившаяся с упакованной в шлемофон макушкой, зазвенела и чавкнула раскисшим уплотнителем.