Ни Тимуру, ни Тохтамышу не суждено было воспользоваться плодами их нового союза. Тимур скончался в Отраре 18 февраля 1405 года. Тохтамыш, по-видимому, умер в Тюмени примерно в то же время или вскоре после того. В любом случае, его имя не упоминается после этой даты в доступных нам источниках» (110, 286).
Судьба была жестокой не только к самому Тохтамышу, но и к его детям. Вскоре после кончины Тохтамыша в Орде пришел к власти его заклятый враг бекляри-бек Идигей (в русских источниках — Едигей). Спасаясь от его расправы, сыновья Тохтамыша Джелал-ад-Дин и Керим-Берди бежали в русские земли. Сын Дмитрия Донского великий князь Василий Дмитриевич принял Тохтамышевичей (277, 65). Опасаясь гнева Едигея, он некоторое время скрывал их в глубине своих владений. Однако дело вскоре открылось. В 1408 году Едигей совершил внезапный набег на Москву, причиной которого он сам называл дружбу Василия с сыновьями Тохтамыша. Но и после этого татарские «царевичи» оставались на Руси. Так продолжалось до 1412 года, когда один из них, Джелал-ад-Дин, сумел оттеснить Едигея и захватить власть в Сарае. В том же году Василий Дмитриевич поехал в Орду, чтобы проведать старого знакомого и поздравить с восшествием на трон. Однако, к его изумлению, в Сарае он увидел уже не Джелал-ад-Дина, а другого сына Тохтамыша — Керима-Берди. Этот последний убил старшего брата в короткой усобице и захватил трон. Но и его царство длилось недолго…
В итоге все дети Тохтамыша погибли в жестоких усобицах, не оставив заметного следа в истории (138, 267; 110, 471). Дольше всех продержался в ханском седле сын Тохтамыша Сеид-Ахмед. Следуя по стопам отца, ему удалось совершить несколько грабительских походов в русские земли.
Глава 27
ЗАЛОЖНИКИ
Золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу, в горниле уничижения.
Для Дмитрия Московского наступили тяжелые времена. Нашествие Тохтамыша окрасило его жизнь в мрачные тона. В маленьком мире тогдашней Москвы люди жили тесно и патриархально. Многих из тех, кто погиб в огне и под татарскими саблями, князь хорошо знал… Порой они являлись ему во сне, стояли у его изголовья, смотрели на него с немым укором. Его стали мучить кошмары. Случалось, что он видел себя окруженным жарким пламенем и с криком просыпался глубокой ночью…
Он утратил прежнюю самоуверенность и дерзость. В поведении Дмитрия появилась новая черта: временами князь впадал в глубокую задумчивость и словно уходил в какой-то далекий, недоступный окружающим мир. И, может быть, именно тогда он приказал вырезать на одной из своих печатей вместо патронального святого Дмитрия Солунского изображение библейского царя Давида. А вокруг читалась горькая истина: «Всё ся минет» («Всё пройдет») (163, 88).
Однако горе не сломило его твердый и властный характер. Окруженный явными и тайными врагами, Дмитрий продолжал бороться за то, что считал своим предназначением.
Не затих еще плач на пепелищах, а княжеская братия уже принялась думать и гадать, какой будет воля грозного царя Тохтамыша относительно разделения власти в «русском улусе». О будущем Москвы судили разно. Но многие сходились на том, что Дмитрию Московскому не видать больше великого княжения Владимирского. В качестве возможных кандидатов на эту роль одни называли Владимира Серпуховского, другие — Дмитрия Суздальского, третьи — Михаила Тверского. Этот последний, не дожидаясь приглашения, осенью 1382 года отправился вместе со старшим сыном Александром в Орду, чтобы первым поклониться хану и, может быть, получить из его рук заветный ярлык на Владимир (43, 147).
Тверская околица
У тверского князя были основания надеяться на ханскую милость. После взятия Москвы Тохтамыш подошел с войском к границам Тверского княжества, где его с поклонами и дарами встретили послы князя Михаила Александровича. |