Но то были «дела давно минувших дней». Теперь Орда была уже не та. И потому Михаил Тверской повел себя так, как никогда не осмелились бы его отец и дед. Он не только открыто попросил помощи у Ольгерда, «зовучи его ити ратию к Москве», но и столь же открыто принял эту помощь (43, 88).

В Москве, кажется, не ожидали от Михаила такой дерзости. И дело было не только в оглядке на Орду. Ольгерд был язычником, «огнепоклонником», и сотрудничество с ним в войне против христиан было тяжким грехом для православного князя. В католической церкви виновного в таком грехе государя ожидал папский интердикт — отлучение от церкви. И хотя русская церковь по необходимости сотрудничала с «погаными» степняками, но дружба с «поганой» Литвой могла стоить виновному отлучения от церкви. Митрополит Алексей уже вполне овладел этим грозным оружием.

Не ожидали в Москве и положительного ответа на жалобу Михаила Тверского со стороны Ольгерда. Литовский князь в эти годы был занят войной с соседними государствами и в первую очередь — отражением усилившегося натиска Тевтонского ордена. Вот краткий конспект этой войны, составленный современным литовским историком:

«Как и ранее, силовое давление Ордена шло волнами: в 1366 г. для разграбления областей Паштувы, Арёгалы, Велюоны и Раудоне потребовалось лишь два похода, причем весьма скромного масштаба. Зато в 1367 г. крестоносцы Пруссии разрушили восстановленный Новый Каунасский замок, дошли до Павандяняй и Варлувы (за Каунасом), в 1368 г. — взяли замок Стрева. Событиями на Волыни можно объяснить малую боевую активность Кейстута в 1366–1368 гг. Ливонский орден в эту пору опустошал Северную Литву (преимущественно землю Упите): в 1365 г. — трижды, в 1367 г. — дважды, в 1368 г. — дважды. Винрих Книпроде (магистр Ордена. — Н. Б.) осенью 1367 г. разрушил Велюону, а летом 1368 г. в том же районе построил замок Мариенбург. Литовцы отквитались в 1365 г. разрушением замков Ангербург, Скальвяй, Рагайне и Каустричяй. Перевес был явно на стороне крестоносцев, они начали утверждаться близ Немана.

Ухудшилось положение Литвы и на Волыни…» (140, 139).

Казалось бы, в этой ситуации Ольгерду и его соправителю Кейстуту было вовсе не до Москвы. Но расчеты московских политиков оказались неверными. Отложив на время множество других забот, литовский великий князь осенью 1368 года совершил поход на Москву.

Полет стрелы

Прежде чем рассказывать о подробностях «первой Литовщины» (как называют эту войну русские летописи), необходимо привести яркую характеристику, которую дает Ольгерду московский летописец начала XV столетия. Она содержится в летописи под 6885 (1377) годом и представляет своего рода некролог великому князю Литовскому. Полагают, что к этому тексту приложил руку митрополит Киприан — сторонник русско-литовского союза, многим обязанный Ольгерду. Как православный иерарх, он не мог обойтись без обличительных эпитетов в адрес князя-язычника. Но сквозь формальные проклятия сквозит восхищение незаурядными личными качествами Ольгерда.

«В лето 6885 умре князь великии Олгерд Гедиминович Литовьскыи, зловерныи, безбожный, нечестивый, и седе по нем сын его меншии именем Ягайло на княжении на великом, обладаа всею землею Литовьскою. Сии Олгерд не един сын у своего отца беаше, но ини мнози прочий братиа его беаху сынове Гедиминови — Наримонт, Олгерд, Евнутеи, Кестутеи, Кориад, Люборт, Монтивит.