Януш Корчак. Дневник
Уныла, удручающа мемуарная литература. Артист или ученый, политик или полководец вступают в жизнь, полные честолюбивых замыслов, мощных завоевательных волевых импульсов - сама мобильность. Продвигаются вверх, преодолевают препятствия, расширяют сферу влияний и, вооружась опытом и большим числом друзей, все плодотворнее и все легче идут - этап за этапом - к своей цели. Это длится десяток лет, порой два, три десятка. А затем... Затем уже - усталость, затем уже - лишь шаг за шагом, упорно, в раз избранном направлении, уже более удобным, более торным путем, с меньшим пылом и с мучительным чувством, что не так, что слишком мало, что куда труднее в одиночестве, что прибывают лишь седины и больше морщин на ранее гладком дерзновенном челе, что глаз менее зорок, кровь обращается медленнее, а ноги несут с трудом. Что ж? Старость! Один противится и, поняв все, хочет по-прежнему и даже быстрее, сильнее, чтобы успеть. Обманывается - обороняется - бунтует - мечется. Другой в печальной покорности начинает не только останавливаться, но и отступать. "Уже не могу. - Не хочу и пробовать. - Не стоит. Уже не понимаю. О, если б вернули мне урну испепеленных лет - энергию, растраченную на блуждания, расточительный размах давних сил... " Новые люди, новое поколение, новые потребности. Уже и его раздражают, и он раздражает - сначала недопонимание, а затем уже одно непонимание. Их жесты, их шаги, глаза, белые зубы и гладкий лоб, хотя уста и молчат... Все и вся кругом, и земля, и ты сам, и звезда твоя, говорят: "Довольно... Твой закат... Теперь мы... Ты у предела..." Ты говоришь, что мы так... А мы и не спорим - тебе лучше знать, ты ведь опытный, но дай попробовать самостоятельно. Таков порядок жизни. Так и человек, и звери, пожалуй, так и деревья, а кто знает, может, даже и камни. Их теперь воля, сила и время. Твоя сейчас старость, а завтра дряхлость. И все быстрее вращаются стрелки на циферблате. Каменный взгляд сфинкса задает вечный вопрос: "Кто утром на четырех ногах, в полдень бодро на двух, а вечером на трех?" Ты! Опершись на палку, смотришь, как гаснут холодные закатные лучи. А ну, попробую в своей автобиографии иначе. Быть может, и благая мысль, быть может, и выйдет удачно, быть может, так и надо. Когда копаешь колодец, начинаешь не с самого дна: сперва забираешь широко верхний слой, отбрасывая землю лопату за лопатой, не зная, что ниже, сколько переплетающихся корней, какие там препятствия и помехи, сколько тяжелых, закопанных другими и тобой, забытых камней и разных твердых предметов. Решение принято. Хватит сил начать. А вообще бывает ли когда совсем завершенная работа? Плюнь на ладонь. Взялся. Смелей! - Раз-два, раз-два... - Бог помочь, дедушка! Что это ты задумал? - Сам видишь. Ищу подземные источники, откапываю чистую холодную водную стихию - воскрешаю воспоминания. - Помочь тебе? - О, нет, мой милый, тут уж каждый должен сам. Никто не придет на выручку и не заменит. Все другое - вместе, коли веришь еще в меня и ценишь, но эту последнюю мою работу - я сам. - Ну, давай тебе бог удачи! Так вот... (...) Греются на солнышке два деда. - А ну скажи, старый хрыч, как это получилось, что ты еще жив? - Ого-го, я вел солидную, благоразумную жизнь, без потрясений и без крутых поворотов. Не курю, не пью, в карты не играю, за женщинами не бегаю. Не голодаю, не переутомляюсь, не спешу и не рискую. Все всегда вовремя, в меру Сердце свое я не терзал, легкие не напрягал, голову не ломал. Умеренность, покой, благоразумие. Вот и живу. Ну а второй? - А я несколько иначе. Всегда там, где достаются шишки да синяки. Еще сопляком был, а уже первый бунт и перестрелка. И ночи бессонные были, и тюрьмы столько, сколько надо хлебнуть юнцу, чтобы малость утихомириться. |
