Если это верно, то это полностью противоречит утверждениям, повсеместным в Англии, которые, однако, я не могу подтвердить ссылкой на собственный опыт, будто рыночные торговцы, приезжавшие в город с провизией, никогда не заражались сами и не несли заразу в сельские местности; и то и другое, как говорили мне, неверно.

Возможно, они заражались меньше, чем можно было бы ожидать: ведь многие приходили, уходили и оставались здоровы, хотя ничего чудесного в том не было; это очень ободрило лондонскую бедноту: она оказалась бы в совсем отчаянном положении, если б люди, привозившие продукты на рынок, не ухитрялись бы избегнуть заразы, во всяком случае, избегнуть в большей степени, чем можно было бы ожидать.

Однако теперь наши новоселы стали не на шутку тревожиться: ведь города вокруг них были сильно заражены, и им стало боязно выходить за нужными вещами, а это очень стесняло: у них не осталось почти ничего помимо того, чем снабжал их сердобольный джентльмен. Но, к счастью, случилось так, что другие окрестные помещики, которые ничего не посылали им раньше, теперь, прослышав о них, стали помогать: один прислал свинью, откормленную на убой, другой - двух овец, а третий - теленка. Короче, мяса им хватало, а иногда у них бывали сыр, молоко и прочее. Хуже всего было с хлебом, потому что, хотя джентльмен и прислал им пшеницу, им негде было молоть ее и печь из нее хлеб. Так что два первых бушеля им пришлось съесть, подобно древним израильтянам, в слегка поджаренных зернах, а не измолоть и выпечь хлебы {240}.

Наконец они нашли способ отнести зерно на ветряную мельницу около Вудфорда, там его смололи, а потом пекарь Джон так хорошо и сильно протопил очаг, что стало возможно выпекать в нем вполне приличные лепешки; и вот они стали жить без какой-либо помощи из городов, и правильно сделали, так как вскорости вся округа была заражена, и поговаривали, что около ста двадцати человек уже умерли в близлежащих деревнях.

Они снова собрались на совет, однако теперь уже горожане не боялись, что они расположатся неподалеку от них; наоборот, кое-кто из самых бедных покинули дома и построили в лесу хижины, подобно нашим путешественникам. Однако было замечено, что болезнь уже проникла в некоторые из этих хижин или палаток. Причиной тому, очевидно, было вовсе не то, что они расположились под открытым небом, а скорее, что они вовремя не расположились там, то есть прежде чем, свободно общаясь с соседями, заразились от них; теперь же они повсюду тащили за собой заразу. А кроме того, они были недостаточно осторожны уже после того, как благополучно перебрались в лес - заходили в город и общались с зараженными людьми.

Но как бы там ни было, когда наши путешественники поняли, что чума добралась не только до городов, но и до палаток и хижин в лесу, неподалеку от них, они стали не просто бояться, но и подумывать о переезде, так как оставаться здесь стало опасно для жизни.

Неудивительно, что они с величайшим огорчением думали о необходимости покинуть место, где их так хорошо приняли, где отнеслись к ним с таким состраданием и благожелательством. Но опасение и страх за собственные жизни, которые им пока удалось сохранить, пересилили, и им не оставалось другого выхода. Джон, однако, и тут придумал, что делать в их новом несчастье: решил рассказать джентльмену, их главному благодетелю, о бедственном их положении и просить его совета и помощи.

Добрый джентльмен поддержал их намерение покинуть это место, так как опасался, что у них позднее может не остаться пути к отступлению, настолько заражена будет вся округа; но вот куда им направиться, - этого он и сам не знал. Наконец Джон спросил, может ли он, будучи мировым судьей, дать им удостоверение о состоянии здоровья, чтобы они могли предъявлять его другим должностным лицам, с которыми им придется столкнуться; джентльмен сказал, что, какова бы ни была их дальнейшая судьба, в настоящее время нет оснований отказывать им в этой просьбе, так как они давным-давно покинули Лондон.