Однако тут же он вспомнил, какие замечательные гастроли были у Артура Руо в одна тысяча девятьсот восемьдесят первом году во Владивостоке, как он мастерски переносил девушку из одной телефонной будки в другую, на противоположной стороне арены, как беседовал одновременно с четырьмя говорящими головами — мамой, папой, бабушкой и внуком (куда до него профессору Доуэлю!), как превращал воду в шампанское, а обыкновенную подушку — в корзину с фруктами, и решил, что для такого замечательного артиста он согласен на многое, даже утешать старушку. Что там у нее пропало-то? Очки или набор для вязания? Найдем…
Леня нажал на кнопку звонка, и за дверью раскатилась заливистая соловьиная трель.
— Иду-у! — послышался тут же мелодичный голос.
«Странно, — подумал Маркиз, — Руо говорил, что старушка живет одна, а тут явно присутствует какая-то молодая особа… впрочем, возможно, она у нее просто гостит…»
Дверь распахнулась.
В первый момент Лене показалось, что на пороге стоит молодая женщина, но потом, когда его глаза привыкли к освещению, он разглядел даму несомненно преклонного возраста, как минимум на восьмом десятке, но хорошо сохранившуюся, с прекрасной осанкой бывшей балерины и со следами былой красоты.
— Здравствуйте, молодой человек! — проговорила дама приятным звучным голосом, при этом с интересом разглядывая Леню. — Я полагаю, вы Леонид?
— Совершенно верно. — Леня церемонно поклонился и еле удержался, чтобы не щелкнуть каблуками. — А вы — Саломея Леонардовна? Меня прислал к вам Артур Альбертович…
— Милый молодой человек! — Дама улыбнулась. — Он не забывает старуху!
— Ну что вы, разве вас можно назвать старухой! — галантно воскликнул Маркиз.
Он хотел добавить, что Артура Альбертовича Руо также довольно трудно назвать молодым человеком, но вовремя удержался. Такое замечание могло бы косвенно указать хозяйке на ее собственный возраст.
— Вы тоже милый. — Дама слегка шлепнула Леню по руке. — Но я уже не стесняюсь своего возраста. Однако что же это я держу вас в прихожей! Пойдемте, мой друг!
Они прошли в большую светлую комнату.
В этой комнате царил черный рояль, на крышке которого стояли букет начинающих вянуть роз в голубой фарфоровой вазе и фотография юной красотки в серебряной рамке.
— Вот это я! — провозгласила хозяйка, показав на фотографию. — Трудно поверить, не правда ли?
— Что вы! — галантно возразил Леня. — Вы совершенно не изменились! Ну, почти не изменились…
— Лгунишка! — Дама довольно засмеялась. — Не хотите ли выпить рюмочку коньяку? У меня есть очень хороший коньяк, его привез из Франции Владимир Семенович. Тоже был милый молодой человек! Жаль, рано умер — в восьмидесятом году… Ну, вы, конечно, знаете…
— Неужели… — Леня захлопал глазами, хотел переспросить, но постеснялся. А хозяйка уже наливала коньяк из темной запыленной бутылки в две крошечные рюмочки зеленого стекла.
— Будем здоровы! — проговорила она, подняв свою рюмку. — Впрочем, в ваши годы о здоровье еще не задумываются.
Леня выпил коньяк (он оказался неожиданно хорош) и еще раз, более внимательно, оглядел комнату.
Мебель в ней была антикварная — два массивных кресла со звериными лапами, круглый столик на резной ножке, стеклянная горка с фарфоровыми безделушками, диван с прямой деревянной спинкой. По стенам были развешаны пожелтевшие афиши, фотографии в деревянных рамках, несколько картин.
Одна из этих картин представляла собой женский портрет. |