Советник не дал мне договорить.

— Да, не спорю, это очень печально, — сказал он. — Но ведь мы с вами можем предпринять что-то.

— Что касается вас — не знаю, а я уже ничего не могу. У меня иссякли и терпение, и силы.

Советник постарался меня утешить, отвлечь от неприятных воспоминаний. Я выслушала его молча и попросила дать мне лошадей, чтобы завтра поехать в Сулимов навестить маму.

— А не лучше ли попросить ее приехать сюда? — предложил советник. — Оскар при посторонних ведет себя лучше.

Кажется, он догадывается о моем тайном желании больше сюда не возвращаться. Что я предприму — не знаю, но жить с ним под одной крышей для меня равносильно смерти.

Оскар вошел в комнату, как раз когда мы говорили о поездке в Сулимов. Советник передал ему мою просьбу.

— Велите подать завтра лошадей, — повторила я, обращаясь к Оскару.

Дико сверкнув на меня глазами, он пожал плечами и ничего не ответил.

— А не поехать ли вам вместе? — вмешался советник.

— Нет, нет, я поеду одна! — поспешно возразила я. — Оскару надо отдохнуть, оглядеться дома.

— Ну что же, поезжайте, — недовольно пробурчал советник.

Оставив их вдвоем с дядей, я поспешила на свою половину. Позвав прислугу и заперев дверь на ключ, я велела укладываться. Нет, я больше ни за что не вернусь в Гербуртов. Поживу немного у мамы, потом поеду к дяде, упаду ему в ноги и попрошу позволения поселиться у него… Оставаться здесь — значит обречь себя на верную гибель. За бриллианты, которые он преподнес мне по подсказке дяди, я заплатила сторицей и имею полное право взять их с собой. Вечером я собрала все, что у меня есть ценного, в том числе подаренные им бриллианты и немного денег, которые оставались у меня.

К полуночи чемоданы были уложены, узлы увязаны. Завтра я обрету свободу! Ах, скорей бы уехать подальше от него! И забыть, забыть!

26 ноября

Всю ночь я не смыкала глаз. И как только рассвело, приказала закладывать лошадей. Когда люди пришли выносить вещи, вдруг, позевывая, в халате входит Оскар и знаком велит поставить чемоданы на место.

— Что это значит? — недоумевая, спросила я.

— Не так я глуп, как ты думаешь, — сказал он, опускаясь в кресло. — Мне известно, что ты сюда больше не вернешься. И я не позволю увозить мои драгоценности. Небось с собой их забрала?

— Они принадлежат мне! — вне себя от возмущения крикнула я.

— Покуда ты живешь здесь, они твои, — сказал он. — Но из дома увозить их я не позволю. За них заплачены большие деньги. — Он издевательски посмотрел на меня.

У меня бешено заколотилось сердце, кровь бросилась в голову. Не говоря ни слова, я накинула на плечи шаль и, точно обеспамятев, выбежала из дома, решив больше никогда не возвращаться.

Советник заметил меня, когда я шла по двору, и, верно, догадавшись, что произошло, побежал к Оскару. И через минуту оба уже бежали за мной вдогонку.

Оскар побаивается своего дядюшку. Я слышала, как он оправдывался перед ним, свалив вину на Яна. Советник пытался остановить меня.

— Что вам от меня надо? — сказала я. — Все драгоценности, даже те, которые я привезла из родительского дома, больше того, — покой, здоровье, счастье — все отняли вы у меня. И ничто на свете не заставит меня вернуться.

Оскар плакал от досады, советник, заступая дорогу, уговаривал меня опомниться, но я, невзирая на холод, спотыкаясь о комья мерзлой земли, шла вперед, решив нанять лошадей в придорожной корчме или попросить у приходского ксендза, словом, хоть из-под земли раздобыть…

Боязнь огласки привела старика дядю в отчаяние.