И все у нее получилось. Вот на этом самом месте моего рассказа и надо было поставить точку. «И жили они долго и счастливо».

Только я не всегда чувствую себя счастливой. И в общем, по-моему, Кэм тоже не рада.

Сначала все было замечательно. Илень говорит, что у нас закончился так называемый медовый месяц. Теперь понимаете, почему я называю ее Мигрень? Вечно она так заумно выражается! И все-таки с ней в чем-то можно согласиться: правильно, Кэм и я были чуть-чуть похожи на молодоженов. Ходили всюду, взявшись за руки, и если мне чего-нибудь сильно хотелось, я всегда могла ее уговорить, но никогда не перегибала палку, потому что боялась, что она рассердится и отправит меня обратно. Но прошло время…

Не знаю — вдруг все переменилось. Раньше Кэм водила меня куда-нибудь, чтобы угостить вкусненьким, и все мне покупала. В основном фирменные вещи, которые мне были очень нужны, иначе на меня нападали бы всякие противные девицы вроде Роксанны. Кэм говорит, что она не может позволить себе такие траты — вот еще! Я точно знаю, что государство ей очень много за меня платит. И она еще смеет жадничать! А писательские гонорары?!

Кэм говорит, что мало зарабатывает. Совсем крохи. Сама виновата. Не то пишет! Тратит кучу времени на скучные статьи для больших журналов, в которых даже картинок нет! А ее книги и того хуже. В жутких мягких обложках — про бедных женщин и их проблемы. Кому охота читать такую ерунду, я вас спрашиваю?! Писала бы что-нибудь романтическое! Давно ей твержу, что можно быстро разбогатеть на книгах в красивых глянцевых обложках, которые все берут с собой в отпуск. Про красивых женщин с кучей шикарных нарядов и про сильных и преуспевающих мужчин. Ну и вот, потом с ними происходят разные приключения… В таких книгах много говорится о грубом и жестоком мире.

Кэм только смеется надо мной и говорит, что терпеть не может таких книг. Еще ей наплевать на успех. А вот мне нет! Я хочу, чтобы моей приемной мамой можно было похвастаться. А как похвастаешься? Ведь о ней никто не слышал! И нет в Кэм ничего особенного или сексуального. Она не пользуется косметикой, а волосы у нее такие короткие, что не требуют никакой укладки и просто торчат в разные стороны. И одевается она ужасно. Одни футболки да джинсы — и уж, конечно, не от дизайнера. И дом у нее выглядит неухоженным.

Я-то надеялась, что буду жить в большом доме с шикарной мебелью и разными прибамбасами, а не в такой убогой квартирке. У Кэм на полу даже нормального ковра нет! Обычные доски, покрытые лаком! И несколько ковриков, разбросанных тут и там… Конечно, если мне захочется покататься по полу, то пожалуйста — наш вполне сойдет для этой цели, только вот смотреть на него невозможно. А видели бы вы наш диван! Кожаный-то он кожаный, но обивка вся потрескалась, и Кэм приходится ее прятать под большим лоскутным пледом и старыми подушками, расшитыми крестиком. Подушки она сама вышивала. Она и меня пыталась научить вышивать крестиком. Неудивительно, что это так называется: чем дольше ты вышиваешь, тем злее становишься и тем больше тебе хочется поставить крест на этом занятии!

У меня есть своя комната, но по размеру она мало отличается от той, что была у меня в детском доме. Подумать только — чуть больше буфета!

А Кэм еще и вредная… Сначала говорила: делай с комнатой все, что захочешь. Ну, безусловно, у меня были кое-какие идеи. Мне хотелось огромную кровать, пуховое одеяло в шелковом пододеяльнике и собственный туалетный столик с подсветкой вокруг зеркала. Как у кинозвезды… Еще мягкий, как кошачий мех, белый и пушистый ковер, а также собственный компьютер, чтобы писать рассказы. Ну еще, конечно, музыкальный центр, домашний кинотеатр с видео… Свисающую с потолка трапецию, как в цирке, чтобы было на чем тренироваться… Еще чтобы из моей комнаты была дверь в отдельную ванную, где я могла бы целыми днями плескаться в белой пене.