Изменить размер шрифта - +

 

Меценат

 

Писателем я стал благодаря меценату К. То был вульгарный тип с отталкивающей внешностью, скверным характером и подозрительными источниками доходов. Но именно он открыл во мне талант и побудил меня заняться литературой.

Творчество мое было богато по форме, но довольно ограничено по содержанию. Я сочинял стихи, романы и даже театральные пьесы, однако главной темой моих произведений были красота, мудрость и достоинства характера мецената К.

Все мои сочинения публиковались частным образом на средства мецената К. Убежден, что руководило им не тщеславие, но высокий литературный вкус.

Несмотря на большие тиражи и низкую цену моих книг, единственным их читателем был меценат К. Я, правда, всегда считал себя писателем элитарным.

После долгих лет здравствования меценат умер. Случилось это как раз в то время, когда я завершил работу над его биографией. В этом своем последнем произведении я доказывал, что меценат К. бессмертен.

Были немалые сложности с изданием книги. В связи с чем я сменил род занятий и стал лавочником. Дела мои идут неплохо, но одолевает меня порой тоска по искусству.

 

Черный рынок

 

Я забрел в квартал, где довольно часто подозрительные личности, вынырнув из какого-нибудь закоулка, предлагают прохожим разнообразные торговые сделки. Чаще всего — купить драгоценности, которые на поверку оказываются фальшивыми.

И вот именно такой тип кивнул мне из подворотни.

— Тссс… Раба не купите?

Я задумался. Работорговля запрещена, но иметь хотя бы одного раба было бы неплохо.

— Зависит от качества, хотелось бы сперва посмотреть товар.

— Так вы же видите.

— Не понимаю.

— Раб, который продается, — это я.

— В таком случае я хотел бы поговорить с хозяином.

— Это невозможно.

— Почему?

— Как гражданин коммунистического государства я был его собственностью, но теперь коммунизм рухнул, и я стал бесхозным.

— Но если вы перестали быть чьей-то собственностью, значит, вы больше не раб. Вы свободный человек.

Он заплакал.

— Зачем вы мне напоминаете о моей беде? — воскликнул он. — Хотите покупайте, не хотите — не надо, но зачем издеваться?

— Как же так, вы что — не хотите быть свободным?

Он отер слезы.

— На свободе нужно работать, уважаемый. А у меня своя гордость есть.

Я удалился, так и не воспользовавшись предложением. Рабство аморально, а я — человек глубоко нравственный.

К тому же не люблю предоставлять работу деморализованному персоналу.

 

Преувеличение

 

Мне позвонил Новосондецкий.

— Майеру уже лучше, — сообщил он.

— Точно? — спросил я осторожно.

— Он только что мне звонил и сказал, что уже не кашляет.

— И в боку уже не колет? — заботливо спросил я.

— Колет немного, но уже не так сильно.

— А температура? — спросил я, не теряя надежды.

— Не знаю, о температуре ничего не говорил.

— Ну, тогда пойдем к нему.

И мы пошли. Майер встретил нас во вьетнамском шлафроке с большими бабочками. Он был оживлен, и щеки его порозовели.

— Как здоровье? — спросил я.

— Спасибо, хорошо. Собственно, все у меня уже прошло.

— Но есть температура.

— Уже нет.

— Нет? Может, все же смеришь.

— Я мерил. Температуры больше нет.

Быстрый переход