Так что не только избыточный труд, но и избыточный отдых создают прибавочную ценность.
Значит, социалист бунтующий, потому что все хотят быть капиталистами, все хотят лениться, учиться, изобретать. Следовательно, это неправда, что один труд создает ценности, эта теория выгоднее, с одной стороны, лентяям для того, чтобы понудить дураков к работе, с другой стороны, и дуракам, претендующим на творчество. Так что мораль труда ошибочна в своей основе. Секрет истинного творчества только художники выражают вслух: труд создает ценности в известном сочетании с ленью. Теория трудовой ценности не верна.
Под лозунгом трудовой ценности наши рабочие восстали и, свергнув лентяев, перестали сами работать.
Истинный лозунг движения — лень и чтобы всем быть, как один (т. е. как ленивый). Но это неверно: все не могут лениться, все должны работать, а лениться может только один, если все будут лениться, то будут голодными. Основная же ошибка социалистов в том, что они насильно хотят добиться полного тождества личности и общества. Они не могут понять, что нельзя отрезать нос у собаки и приставить к носу человека — дать последнему собачье чутье, что нельзя вкроить мозги человека в собачьи — дать последней человеческий разум, что нельзя сделать из женщины мужчину и наоборот и нельзя законы личной души механически сочетать с законами души общественной, потому что личность и общество существуют раздельно, как два пола, соединить которые можно только в любви.
Классовая вражда (трудящихся и лентяев), однако, существует, как половая вражда, как национальная.
Религиозное сознание и есть тот путь к сочетанию, в котором все эти вражды исчезают, это есть сочетание внутреннее, полное двух начал, производящих третье, новое.
Социализм — явление отрицательное, он говорит, что нельзя так жить, а как жить, может научить только религия.
9 Августа. «Страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелконеинтересна — нищенски плоска. Проникнувшись этим сознанием, отведав этой полыни, никакой уже мед не покажется сладким…» (Тургенев «Довольно»).
Осень. Хмурое небо. Дожди. Еще ласточки вьются возле старых гнезд у окон. Березы желтеют. Все избытки жизни кончаются. В голоде рождаются привычки новой жизни, которые после долго-долго темной рекой будут течь под всеми избытками. Вся моя жизнь со всеми мечтами ее кажется теперь мне избытком.
10 Августа. На Польне сено скошено и убрано. Такая тишина, такая пустыня.
В Дорогобуже оперные певцы не нашли публики: весь город сено убирал.
11 Августа. Все, что было избытком во мне, что бросало меня в разные стороны, теперь собралось в одну точку зрения на себя обыкновенного, как все. Правда, это духовное зрение на себя, как на всех, бывает только моментами, но что это за «счастливое» существо — обыкновенный человек.
12 Августа. Вова сказал, что нужно приспособиться, а как приспособишься, если для этого не хватает терпения и не должно хватать, если только хочешь сохранить свое «я»…
Столинский — вполне Молчалин, хотя всегда говорит социалистическими фразами Жореса и пишет в день по фельетону… Можно себе представить и наоборот, с виду это будет Молчалин, все поступки его будут Молчалинские, приспособляться будет он до неотличимости от среды, а внутри будет сам и будет человек современный, двойная личность, внешняя, как выражение внешней общественно-принудительной неправды и внутренней пленной правды… Господи! но когда же на Руси было иначе?
В моем существовании есть признаки возвращения к исходному пункту 15-летней жизни: я опять агроном, не имеющий понятия о своем деле, опять время от времени ласкается сердце к неподвижной мысли о насильном конце с облегченными средствами…
Радость, бодрость и все свои силы я получаю от моментов сосредоточенности в себе в тишине, когда рождается какая-нибудь мысль, которую можно записать. |