На переднем плане индейцы, а за ними глухое гордое наступление парохода и паровоза. Описывают погибающих индейцев, а получается изображение бесстрашно и неумолимо шествующей цивилизации. Как это вышло, разве в нашей стране индейцев таких, чтобы их жизнью затронулось сердце поэта, нет совершенно? Наступающий трактор — это становящийся факт, при чем тут поэзия? Дым в облаках… какая бессмыслица для художника, что-то вроде облака в облаке. Но дым паровоза на фоне леса дает нам картину: лес это древнее, дым паровоза новое, есть в картине передний план и воздух дали, но искусство, пользуясь становлением факта, восстанавливает древний лес, потому что дело искусства не становление, а восстановление готового быть утраченным родства нашего с предками… Что могут написать триста командированных крестьянских писателей, не менее трехсот пролетарских, тысячи рабкоров и селькоров, что может написать эта литературная саранча, если нет индейцев, а только одни бензиновые трактора шествуют по ковыльной степи.

Представляю себе так, что вся эта литературная саранча за отсутствием индейцев стала ненавидеть друг друга, потому что каждому хочется написать по-своему, а факт одинаковый: трактор. Тогда показался первый разведчик от стрепетов: стали изучать стрепетов и спорить между собой о них, догадываясь на все лады, что будет с птицами, столь связанными с ковылем, что немыслимо представить их на пашне.

Я догадаюсь, чем все это кончится. Стрепеты поглядят с высоты и вернутся назад. А куда же назад? Да, вот, куда? Часто перелетные птицы, улетев от нас, не возвращаются вовсе. В нынешнюю весну очень много уток, улетевших осенью, не возвратились совсем. Что с ними сталось? Натуралисты отвечают просто: погибли на зимовках. А простой народ об этом говорит, что там где-то есть птичье кладбище и там они остались.

Стрепеты, увидев распаханную целинную степь, улетят от нас на птичье кладбище. Некоторое время естественная память будет хранить этих диковинных птиц, потом останется в учебнике зоологии описание. Но возможно, какой-нибудь поэт в смысле становления факта, вполне понимающий необходимость тракторной колонны и рационализации, как добрый гражданин намерение правительства — этот поэт увлечется лично сам делом восстановления ковыльной степи… Я представляю себе, что поэт минует приспособляющуюся дрофу, а изберет героем своим стрепета.

Тогда для наших потомков останется от нашей эпохи какое-то наследство, надолго переживающее этап получения зерна от первой тракторной вспашки.

В Каляевке вчера гуляла с грудным своим ребенком слепая мать, совсем зеленая с лица, изможденная. Что, разве год тому назад она лучше была? Едва ли. Все объясняется, вероятно, тем, что и он был слепой, ничего не видел, с кем дело имел. А ребеночек вышел зрячий…

27-го Ноября.

Заметно начинают поддаваться все близлежащие (или сидящие) к Моск. центру обаянию спасительной пятилетки. Замошкин считает уже вполне возможным и естественным, что мужики пойдут на службу. Лидин хитро спросил меня: «А как, неужели возможно что-нибудь в этом плане?» Я ответил ему, что с долготерпением и, главное, с бесконечной потребительской эластичностью (до соломы, до коры) у нашего мужика все возможно. Почти радостно сказал он на это: «Да!» И рассказал, как англичане, рассчитывая одно производство на сколько-то тонн, сделали ошибку: не учли неприхотливость русского рабочего.

Редакция Литературного листка «Известий» состоит из порядочного, как говорят, идиота Васильевского, при нем некий Струвили и еще другой.