— Разве это не объективная причина? — спросил я «Желябова».

И он мне ответил после раздумья:

— Нет (следует рассказ о том, как он победил 500 человек).

После большой грозы стало, как у нас, ясно, чисто, явились нежные разноцветные облака, и перспектива гор стала во всех тончайших переходах от голубых к фиолетовому и опять к голубому небу и морю, разделенная белым горизонтом. Но к вечеру подул ледяной ветер. И так это всегда на Д. В.: после теплого дождя непременно холод, ветер, мороз. И сколько дней снега, столько потом ветра.

Вечером был у Конст. Георг. Абрамова и ел ветчину из пятн. оленя. В лице его туча идет на заполярн. зверокомбинат и его героя Батурина. Никто не отрицает, что Матвеев может оказаться просто актером и даже беспартийным. Это явление (вопреки такому плотному коллективизму, что без глаза и осуждения рюмки водки не выпьешь) могло произойти будто бы вследствие того, что Пушсиндикат наследовал от Госторга его навыки (выспросить детально у Абр.). По словам Абрамова теперь место Пушсиндиката должна занять кооперация.

Инфантильный романтизм: на фоне погони за длинным рублем в атмосфере авантюризма, халтуры и охотничьего инфантильного романтизма явился проект островного звероводства.

В чем сила Батурина? [NB. Есть натуры: уступая, оскорбляясь в глубине души, оскорбляя, унижая себя своей трусостью и подлостью, лелеет мечту этим отступлением дождаться падения врага своего и своего торжества.] А между тем, дела никто не знает и каждого «актера» легко обойти охотничьим виноградом. Так обошел Батурин Никитина. А людей нет. Ученых от работы сбивают постройками (переделывать старую фанзу). Собрать материалы о распадении испыт. станции. Лозунг: «полупарк!» И теперь возможно возвращение к мелкой ферме оленьего хозяйства. Еще цело 5% знатоков этого дела.

Желудь — все едят (и рябчики).

Олени — к самой воде.

26 Октября. Тихий, холодный и чрезвычайно яркий день, каких в это время никогда не бывает у нас. Ну, просто диву даешься, что при таком ярком свете многие деревья стоят совершенно без листьев или с остатками желтеньких.

Так вот почему цвета осени здесь такие яркие: свет не такой.

(Суббота 1-е — Воскр. — понед. — 4-го ехать во вторник.)

Еще вот что: вчера утром была гроза очень сильная, стеной дождь, а вечером холод, мороз такой, что с трудом просунул кувшин в бочку с дождевой водой.

Стрижи на горе — так всё: наши стрижи, но только наши поменьше, наши не так сильно визжат при полете, и так все будто чуть-чуть сдвинуто с места, вот тоже дрозды показались совершенно как наши, но наши трещат, а эти как-то по-своему.

Кедровка трещала, провожая какого-то зверя.

Море при помощи тайфунов сотни тысяч лет било в скалу и добилось жизни: скалы растрескались, и оттуда вышли цветы, а потом и дубки. Море добилось жизни, но что это за жизнь на скале! Те дубки, что были ближе к морю, и думать не смели поднять головы вверх, они росли лежа, ползли тонкими стеблями прочь от моря и были похожи на волосы, гладко расчесанные на голове. Эти волосы-дубки чем дальше, тем выше поднимались и еще дальше достигали роста человека, но выше роста человека на скале никто не смел подняться — чуть повыше и засыхал. Так у людей семьи бывают: дети растут до 2 нрзб.. В этих сухих и густых дубовых зарослях, в то время когда на полях еще… прятались летающие фазаны, а за ними лисицы охотились.