15 Августа. Ночевали у меня охотники Александр Александрович Реформатский с женой Надеждой Васильевной (сестра Елены Вас. Вахмистровой) и с ними какой-то пьяненький доктор Александр Николаевич.

16 Августа. Утром проводил гостей в Шепелево. До обеда фотографировал вырубку (негатив 1 нрзб.). Вечером ходил на глухарей. Нерль измучилась. Ведь третий уж год не могу сознаться, что собака плохая: так загипнотизировал я себя своим рассказом «Нерль».

17 Августа. Ходил через Сеславино во Власовскую дачу фотографировать лес, ничего там не нашел, да и дождь помешал.

В Сосновке в большом бору я сильно вздрогнул, думая, что это сорвался глухарь, но это был гром. После короткого дождя и мрака вырвался солнечный луч, и сосны, как свечи, зажглись, луч пал на мох и там внизу мох засиял лунным светом, а брусника ослепительной литой сталью. Луч перебежал лунный мох, стальную бруснику, и на той поляне, где мох был совершенно как светло-зеленая плюшевая скатерть, открылся громадный гриб-боровик прямой и ясный как памятник Пушкину, и подальше стоял тоже большой, но старый и 1 нрзб. и непонятно деформированный, как Гоголь на Никитском бульваре.

Власть. Это загадочное, может быть, и пустое слово «человек» можно понимать, как явление власти в природе. Можно оспаривать все другие атрибуты понятия человека: милосердие? его можно не меньше найти и в природе, любовь, сострадание, и пусть инстинктивное, но все равно сознание: есть сознание и какое! но вот стремление к исключительному господству, и подчинению себе всего живущего под предлогом лучшего для всех, а в действительности, чтобы себе лучше пожить, такой организации всего живого по своему плану, — вот чем отличается человек на земле. Последовательный анархист должен бы дойти до свержения власти человека в природе, а не только в обществе… Впрочем, анархисты, конечно, если и не говорят прямо об этом, то оно само собой выходит как из рассуждений их, так из их отношения к природе.

На полях: Семью Домны Ивановны многострадальной описать параллельно с лозинкой, которая росла и росла. Начало где-то есть, очень хорошее.

На Журавлиной родине днем на воле слепни, в комнате мухи, вечером комары, ночью вши, блохи и, особенно, клопы. Я сегодня ночью сбросил одеяло с груди, вышел на улицу, сел на лавочку и долго при ярком свете остатка луны любовался игрой ветра на лозине нашего соседа. Не было ни одного момента покоя, дерево всеми своими листочками играло и жило прекрасно. А изба, возле которой оно стояло, была самая бедная в деревне, крыльцо в ней было все кривое, один чайник-умывальник только и висел прямо. Дерево жило прекрасной жизнью, тысячи, десятки тысяч листиков-жителей всем организмом на своих стебельках, ветвях, закрепленные с жизнью земли единым стволом, сияли всем своим свободным государством при лунном свете так прекрасно! А человек, «властелин мира», плохо спал у себя, расчесывая грудь по укусам клопов грязными ногтями. Он был полуработник, потому что стал слепнуть: жена его, маленькая сухая женщина, работала от света дотемна, и у нее голова болела всегда и днем, и ночью. Старшая дочь, вековуха, была уродлива и зла. Вторая дочь ходила на фабрику и копила приданое. Сахару в семье не было, чай никогда не пили. Огурцы пропали от мороза, семена на новый посев купить было не на что. Остались без огурцов. Хлеб, картошка и лук. Младшая дочь работала вместе с матерью, она завидовала средней, что та копит приданое, часто дрались. И еще двое было маленьких, угрюмый Мишка и всегда крикливая плачущая Лизка. Прошлое вспомнить было нечем, настоящее убийственно, будущее беспросветно: ежедневно картошка с луком, днем мухи, вечером комары, ночью клопы, вши и блохи. С утра до ночи все грызлись, ночью грызли всех клопы. Неужели же это властелин земли? Да, он кое-что мог. Только очень был подавлен, и не приходило в голову сорвать сердце на лозинке.