Эрик!

Я не вижу смысла возвращаться к тебе. Ты ведь просто хотел остаться один.

Целую.

Клио.

Что-то изменилось. Я исчез.

Новый и бестелесный я всплыл в сухом пыльном воздухе, мельком глянув вниз на деревья и разноцветные палатки кемпинга, прежде чем устремиться к пляжу. Я пролетел над баром, открытыми пустыми столиками харчевни, над рядами белых тентов и оказался над ярко-голубой водой, которая быстро темнела по мере того, как океан подо мной становился глубже. Я чувствовал жар солнца и холодный ветерок, поднимавшийся от волн, а потом бросился вниз, стукнулся о воду и начал погружаться сквозь бескрайнюю синеву в черную бездну…

* * *

Задыхаясь, я подался вперед и сел. Я его помнил. Помнил свой сон. Каждая деталь была острой и ясной. До этого сны «Фрагмента о лампе» обычно испарялись, обращаясь в смутные ощущения, как только я переходил к бодрствованию, но теперь, по какой бы то ни было причине, только что виденный сон закрепился у меня в памяти.

Прежде чем я сосредоточился на нем, на том, почему это могло случиться и что это могло означать, еще одно чувство протиснулось мимо моего удивленного внимания и завладело сознанием. Моя нога была мокрой. Я огляделся, все еще слегка ошеломленный, все еще слегка потрясенный сновидением. Увидел наклонившийся стакан и разлитую воду, темным пятном впитавшуюся в мои джинсы, прежде чем растечься длинной тонкой лужицей по бетонному полу.

Моя нога была мокрой.

Словно взрыв, прокручиваемый в обратную сторону, последние несколько часов ринулись друг к другу, соединяясь в единую сфокусированную точку. Я взял стакан и поднялся на ноги. Бумага и слова исчезли. Теперь там была вода, всего-то полсантиметра оставалось ее на дне, но это была реальная физическая вода, появившаяся на месте слов. Это произошло. Каким-то образом я этого добился.

Скаут и Фидорус выравнивали доски на «Орфее».

— Доктор!

Они оба обернулись, и я поднял стакан, наклоняя оставшуюся воду, — смотрите, мол, что случилось.

Фидорус взмахнул рукой, давая мне знак подойти, но потом что-то отвлекло его внимание. Он застыл, склонив голову набок и прислушиваясь. Скаут, должно быть, начала что-то говорить, потому что доктор поднес к губам палец в безмолвном «ш-ш-ш!». Потом я тоже услышал глухой шум, почти неуловимый для человеческого слуха, но постепенно нарастающий.

Лицо доктора обмякло от ужаса.

— Перестань! — крикнул он мне, лихорадочно махнув рукой. — Ты заходишь слишком далеко! Ты слишком далеко заходишь, тебе надо это прекратить.

— Я не… — Я еще выше поднял стакан, как будто мог что-то этим доказать. — Я ничего не делаю.

Доктор повернулся к Скаут, приказав:

— Компьютеры! Быстро!

Она посмотрела на него, на меня, затем со всех ног бросилась к ближайшему из пяти компьютерных корпусов и стала включать питание.

— Эрик Сандерсон Второй, — воззвал Фидорус, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Ты должен подойти сюда. Немедленно.

Шум слился с шелестом голосов, льющихся из двух мощных колонок — «вода, вода, вода, вода, вода, вода», — и стал еще громче.

— Господи! — Скаут осмелилась бросить взгляд на динамики, затем на меня. — Господи, Эрик, беги!

Я побежал к «Орфею», зажимая ладонью верх стакана.

Я же ничего не сделал!

Панели колонок снесло напрочь под напором воды, с грохотом хлынувшей в подвал.