К тому времени, как Клио добралась до наших лежаков, аудитория более или менее утратила к ней интерес. Она повесила маску и трубку на одну из спиц нашего огромного зонтика и взяла полотенце, которое прикрывало мои ступни от всепроникающего солнца. Вид у нее был слегка осуждающий: внимательно приглядевшись к такому ее выражению, можно было заметить скрывавшуюся за ним улыбку, обычно прорывавшуюся наружу.

— Повторяй за мной, — сказала она. — В нацистских приветствиях нет ничего забавного.

— В нацистских приветствиях нет ничего забавного, — сказал я, снимая солнечные очки и прищуриваясь на нее. — Но все находили забавным, когда это проделывал Питер Селлерс.[1]

— Да, — сказала она, вытирая волосы. — Но у него и выходило забавно, правда?

— Ну да, — ухмыльнулся я. — Ты, как всегда, права.

— Итак, — сказала она. — Что ты собираешься делать?

— Воздерживаться впредь от нацистских приветствий.

— А еще?

— Накупить побольше выпивки, чтобы ты не смогла забраться на ближайший паром и бросить меня здесь, на острове, раз я такой безнравственный червяк?

— А еще?

— Что? — спросил я.

— А еще?

— Что — еще?

— Ты что, тупой?

— И что?

Она закончила вытираться, скомкала полотенце и швырнула его мне в голову.

— Бери себе эту штуку, — сказала она, — и верни мой топ, он мне нужен.

Мы отправились в кемпинговый бар.

Кемпинговый бар хорош тем, что в нем подают по-настоящему холодное пиво «Амстель», которым мы пробавлялись в дневное время, и по-настоящему крепкие коктейли, на которые мы переходили, как только небо начинало темнеть. Иногда здесь случаются оранжевые закаты, иногда — а может, и чаще всего — голубизна неба просто становится все более и более серой, и в какой-то точке этого процесса вдруг замечаешь, что песок и камни под ногами стали теплее, чем воздух. С моря дуют прохладные бризы.

Обычно между «Амстелем» и коктейлями мы отправляемся обедать в одну из таверн, вытянувшихся вдоль береговой полосы. Наш кемпинг находится достаточно далеко от любого рода клубной активности, могущей существовать на этом острове, и только проселочная дорога, сплошь в ухабах и рытвинах, отделяет таверны, универсальный магазин и вход в кемпинг от собственно пляжа.

Заказывая еду, Клио обычно ведет себя как местная. Я же по большей части обхожусь пиццей, потому что, во-первых, я филистер, а во-вторых, нахожусь в отпуске и вправе делать все, что захочу.

За пару дней до инцидента с топом и нацистским приветствием я обнаружил: воздух над нашей частью острова так слабо загрязнен, что если в три часа ночи улечься на спину на маленькой слежавшейся песчаной дюне, то можно различить голубые и багровые крапинки Млечного Пути, пересекающего все небо. До тех пор мне ни разу не доводилось видеть Млечный Путь, и я подумал, что во всем этом присутствует что-то очень близкое к научной фантастике пятидесятых. К «Затерянным в космосе», например.[2]

— Ты обыватель, — сказала на это Клио.

Я кивнул, снова стал смотреть на нее и нацедил через соломинку добрый глоток крепчайшего коктейля «Зомби», купленного в кемпинговом баре.