— Кролик? — кричит он.

Как? Кролик?

Из другого конца помещения появляется рыжеволосая женщина в серой рабочей одежде.

— Мистер Джордж! — восклицает она. — Вы меня напугали.

— Здравствуйте, Гвинет. Это моя подруга, Кэрри Брэдшоу. А Кролик дома?

— Она вас ждет.

Мы идем за Гвинет через большой холл, проходим столовую, библиотеку и входим в огромную гостиную.

В одну из стен комнаты встроен камин с мраморной доской, над которой висит картина. На ней изображена молодая женщина в платье из розового тюля. У нее широкие карие глаза и властный взгляд. Я уверена, что мне он знаком. Но откуда?

Джордж подходит к медной тележке, на которой стоят напитки, и поднимает бутылку шерри.

— Выпьешь? — спрашивает он.

— Это уместно? — Спрашиваю я шепотом, не отрывая взгляда от портрета.

— Конечно. Кролик любит шерри. И она злится, если люди отказываются с ней выпить.

— Ты говоришь, Кролик. Она что, милая и пушистая?

— Ну уж нет.

Глаза Джорджа широко открываются от сдерживаемого смеха, когда он подает мне хрустальный бокал, наполненный янтарной жидкостью.

— Некоторые люди считают, что она чудовище.

— Это кто так говорит? — раздается громовой голос.

Если бы я не знала, что Кролик — женщина, наверняка подумала бы, что голос принадлежит мужчине.

— Привет, пожилая родственница, — говорит Джордж, пересекая комнату, чтобы поприветствовать обладательницу громового голоса.

— А кто у нас здесь? — спрашивает она. — Кого на этот раз ты притащил чудовищу?

Джордж совершенно не смущен. Видимо, он привык к мрачному чувству юмора тети.

— Кэрри, — говорит он с гордостью. — Это моя тетя Кролик.

Едва дыша, я только и могу, что вяло кивнуть и протянуть руку для приветствия.

— К-к-к… — заикаюсь я, не в силах вымолвить ни одного слова.

Под кличкой Кролик скрывается Мэри Гордон Ховард.

Мэри Гордон аккуратно усаживается на кушетку, двигаясь осторожно, словно она — из китайского фарфора. Физически она кажется мне более хрупкой, чем в первый раз, хотя, конечно, я помню, что ей восемьдесят лет. Но ее личность остается для меня все такой же пугающей, как в нашу первую встречу четыре года назад, когда она атаковала меня в библиотеке.

У меня снова возникает чувство, как будто все, что я вижу, происходит не со мной.

У Мэри Гордон густые, седые волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Глаза усталые, зрачки карих глаз выцвели, словно время наполовину стерло их первоначальный цвет.

— Итак, дорогая, — говорит она, делая глоток из бокала с шерри и быстро облизывая губы языком. — Джордж сказал, ты хочешь быть писательницей.

О, нет. Только не это. Опять. Я поднимаю бокал дрожащей рукой.

— Она не хочет стать писательницей. Она уже писательница, — с нескрываемой гордостью сообщает Джордж. Я читал ее рассказы, у нее есть потенциал…

— Понятно, — говорит МГХ со вздохом. Несомненно, она слышала эти слова уже много раз. Видимо, по привычке она начинает читать лекцию: — Есть два вида людей, из которых получаются хорошие писатели, настоящие мастера: выходцы из господствующего класса, получившие отличное образование, и те, кому в жизни пришлось много страдать.