К астме добавилась регулярная сердечная недостаточность. В подобных случаях врач, сознающий свое полное бессилие перед средой, хочет изменить положение дел, хочет чего-то, что упразднило бы несправедливость, в данном случае — чтобы бедная старуха могла хоть изредка где-нибудь прислуживать, надрываясь, но не сгибаясь под жизненным бременем. Дело в том, что приспособление к среде приводит к тому, что в бедных семьях к человеку, не способному зарабатывать себе на существование, относятся с плохо скрываемой язвительностью; с этого момента он перестает быть отцом, матерью или братом, превращаясь в отрицательный фактор в борьбе за жизнь, и как таковой становится предметом ненависти со стороны здоровых родственников, которые воспринимают его болезнь как личное оскорбление. Здесь, в этих последних мгновениях жизни людей, которые не привыкли заглядывать дальше завтрашнего дня, коренится глубокая трагедия, общая для пролетариев всех стран; в этих умирающих глазах сквозит униженная просьба о прощении, а также зачастую безнадежная просьба об утешении, которая теряется в пустоте, как скоро затеряется и их тело в величии окружающего нас чуда. До коих пор будет оставаться незыблемым этот порядок вещей, основанный на абсурдном ощущении кастовости, на этот вопрос я ответить не могу, но пора правительствам уделять меньше времени пропаганде своих добродетелей и уделить больше, намного больше денег решению общественно полезных задач. В моих силах сделать для больной совсем немного: просто посоветовать приблизительную диету и выписать мочегонное и антиастматические порошки. У меня еще осталось несколько таблеток драмамина, и я даю их старухе. Когда я выхожу, меня преследует ее вкрадчивый голос и безразличные взгляды остальных членов семьи.
Альберто удалось поймать одного из врачей: завтра в девять утра надо быть в больнице. В комнатушке, которая служит одновременно кухней, столовой, мойкой, кормушкой и отхожим местом для кошек и собак, собралось довольно разнородное общество. Хозяин со своей прямолинейной философией, глухая и услужливая старуха донья Каролина, пьяный оборванец, уродливый дебил, двое более или менее нормальных клиентов и венчающая сборище старая сумасшедшая донья Росита. Беседа вращается вокруг довольно мрачной темы: о том, чему Росита была свидетельницей, — похоже, она единственная углядела момент, когда некий мужчина с большим ножом перерезал ее бедной соседке горло от уха до уха.
— А ваша соседка кричала, донья Росита?
— Еще как! Да что же делать, как не кричать, когда с тебя чуть не заживо сдирают кону! И это еще не все, после этого он отволок ее на берег и бросил, чтобы ее смыло волной. Ах ты, господ и, прямо сердце надрывалось, сеньор, когда я слышала, как кричит эта женщина!
— Почему вы не известили полицию, Росита?
— А зачем? Помните, что случилось, когда так же исполосовали ее двоюродную сестру? Я пошла в участок, чин чином, а мне сказали, что я сумасшедшая и чтобы я оставила свои глупости при себе, иначе запрут, вот так. Нет, больше я с этими людьми не связываюсь.
Немного погодя разговор переключается на «посланца Божия», который использует данные ему свыше силы, чтобы лечить глухоту, немоту, паралич и т. п., за что получает денежки. Похоже, дела у него идут не хуже, чем у других. Популярность подобных побасенок огромная, доверчивость людей— тоже, но что касается рассказа доньи Роситы, то над ним только спокойно сообща посмеялись.
Прием, оказанный нам врачами, был не очень-то любезным, но мы добились своего, получив рекомендательное письмо к Молинасу Луко, главе администрации Вальпараисо, и, попрощавшись со своими коллегами как можно более церемонно, сразу же отправились в интендантство. Наш коматозный вид произвел неблагоприятное впечатление на встретившего нас ординарца, однако он получил приказ впустить нас. Секретарь показал нам копию письма, которую они отправили в ответ на наше и где объяснялась вся неосуществимость наших намерений, поскольку между континентом и островом Пасхи курсирует единственное судно, которое отправится в очередной рейс лишь через год. |