Поразительно красивы дети Марфы — внуки Берии. Старшая девочка — лучистые глаза, нежнейший цвет лица, стройная, белотелая — не только красивая, но прекрасная, брат ее — ей под стать, и тут же простенькая Катя с косичками, дочь Дарьи, и рыжий Макс, упорный, начитанный, сильный. Мы помчались по песчаному берегу, сначала упражнялись — кто дальше прыгнет, потом на одной ноге, потом стали загадывать загадки.
Дольше нельзя было оставаться с ними, и я, скрепя сердце, пошел к старикам. Ужин был в полном разгаре. Со мною рядом оказалась жена Капицы (кажется, Анна Алексеевна, дочь академика Крылова, умная, моложавая, сердечная). Капица, очень усталый, но оживленный, рассказывал анекдот о разоружении. Звери захотели разоружиться. Лев сказал: я за разоружение. Давайте спилим себе рога. Корова сказала: я за разоружение: давайте уничтожим свои крылья. А медведь сказал: "Я за полное разоружение. Да здравствует мир. Придите в мои братские объятья".
Капица вообще остряк. Он — доктор философии Кембриджского университета. И еще: "я ослиный доктор". Все изумились. Оказалось, он доктор университета в Осло. Но на церемонии он не был. Ему не дали визы. "Вместе с докторской степенью мне прислали из Осло кольцо, только я потерял его".
Жена Капицы рассказала, что после погребения Сталина на Красной площади появился призрак с венком. На венке надпись: "Посмертно репрессированному от посмертно реабилитированных".
Я забыл записать, что Капица сообшил, что Вышинский — посмертно репрессирован: его семью выслали из Москвы — выгнали с дачи, которую они занимали в том же поселке, где живут Капицы (Вышинский был АКАДЕМИК!?!).
Я всегда боялся звонить к начальству; и сегодня с трепетом позвонил тов. Лебедеву — секретарю Н.С.Хрущева, и вдруг услышал: "Как я рад, что слышу ваш голос. Поздравляю с Ленинской премией, вполне заслуженной. Я был так рад, что ее получили вы" и т. д. Я изложил все по поводу Пастернак (Зин. Ник.). — А в вашей записке нет ничего об Ивинской? — Конечно, нет. Я лично Ивинской терпеть не могу, считаю ее авантюристкой и т. д.
Я прочитал Лебедеву по телефону почти всю записку — он одобрил ее содержание, сказал, куда направить ее, и обещал в ближайшие же дни передать.
30[июля]. Получил от неизвестного мне Медведева великолепно написанную статью о Лысенко и Презенте, убийцах академика Вавилова. Статья взволновала меня до истерики.
19 августа был чудесный костер "Прощай, лето!". Собралось до тысячи детей. Выступали Сергей Образцов и Виктор Драгунский. Присутствовали Кодрянские, Аманда Haight, ее подруга, дочь шотландского лорда, и четверо английских студентов.
28 августа. Сегодня я встретил Катаева. Излагая мне свою теорию, очень близкую к истине, что в Переделкине и Тихонов, и Федин, и Леонов загубили свои дарования, он привел в пример Евтушенко — "Я ему сказал: Женя, перестаньте писать стихи, радующие нашу интеллигенцию. На этом пути вы погибнете. Пишите то, чего от вас требует высшее руководство".
11 ноября. Сейчас были у меня Таня Винокур, Крысин и Ханпира — талантливые молодые лингвисты. Рассказали, что их институту заказаны чуть ли не три тома, чтобы разбить учение Сталина о языке — его, как сказано в предписании ЦК, "брошюру".
Когда умер сталинский мерзавец Щербаков, было решено поставить ему в Москве памятник. Водрузили пьедестал — и укрепили лоску, извещавшую, что здесь будет памятник А.С.Щербакову.
Теперь — сообщил мне Ханпира — убрали и доску, и пьедестал.
По культурному уровню это был старший дворник. Когда я написал "Одолеем Бармалея", а художник Васильев донес на меня, будто я сказал, что напрасно он рисует рядом с Лениным — Сталина, меня вызвали в Кремль, и Щербаков, топая ногами, ругал меня матерно. |