Битва продолжалась с переменным успехом – победы чередовались с поражениями. Сначала, когда Кризи лежал в реанимации, им говорили, что шансов у него практически нет. Но, к удивлению врачей, он упорно боролся за жизнь. Через две недели на специальном самолете, принадлежавшем карабинерам, его доставили из Палермо в Неаполь. Сделано это было по личному распоряжению полковника Сатты. Больница Кордарелли в Неаполе была лучше оборудована, чем больница в Палермо, кроме того, там было безопаснее.

Группу врачей, боровшихся за жизнь Кризи, возглавлял брат Сатты.

Борьба эта была долгой и упорной. Сначала они надеялись на победу. Тем не менее раны Кризи оказались слишком тяжелыми даже для такого сильного и живучего человека, как он.

Теперь репортеры присутствовали на заключительном акте этой драмы. Они с интересом рассматривали кучку людей, окружавших недавно вырытую могилу. Кого-то они знали, кого-то нет. Гвидо стоял между матерью и Элио. Мать, пожилая, сутулая, одетая в черное, нервно и безостановочно перебирала четки. Рядом с ними стояли Пьетро и Феличия с красными, заплаканными глазами. По другую сторону могилы – Сатта и Беллу и между ними Рика. Она тоже плакала, не отводя взгляда от гроба, подвешенного над могилой. Рядом с Саттой стоял немолодой уже мужчина в форме французского генерала. Вся грудь его была увешана медалями и орденскими планками.

Священник закончил молитву и отошел на шаг назад. Гвидо кивнул могильщикам, и гроб стал медленно опускаться в землю. Священник осенил его крестным знамением. Гвидо наклонился, взял горсть земли и бросил на крышку гроба. Генерал вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Церемония была окончена, люди стали расходиться.

Подойдя к машинам, они обменялись несколькими словами и разъехались в разные стороны. Последними с кладбища уезжали Беллу и Гвидо. Они видели, как Сатта заботливо проводил Рику к своему автомобилю, помахал им на прощанье рукой и уехал.

– Теперь, когда все сказано и сделано, – пробормотал Гвидо с чуть заметной улыбкой на губах, – он остается все таким же циничным подонком.

Городок Мджарр был погружен во тьму и тишину, но спали там в этот поздний час далеко не все.

На балкон бара «Глиниглз» вышел мужчина. Он положил тяжелую, покрытую татуировкой руку на перила ограды. Взгляд Бенни скользнул по заливу и поднимавшимся уступами холмам. За его спиной отворилась дверь, на балкон высунулся Тони, передал ему рюмку бренди и остался там с ним.

«Мелиталэнд» был пришвартован к пристани и слегка покачивался при каждом порыве ветра. На капитанском мостике Виктор и Микеле тоже потягивали бренди.

Высоко на холме братья Мицци вместе со Шрейком сидели во дворе своего дома. Сверху им было видно дальше, поэтому они первыми разглядели вдалеке узкую серую тень, несущуюся по волнам прямо к пристани.

Джордж Заммит стоял в небольшой рулевой рубке полицейского катера береговой охраны, когда, после болтанки открытого моря, судно вошло в спокойные воды гавани. Он отдал приказ, и двое моряков с баграми в руках вышли на мокрую палубу.

Водитель «лэндровера», стоявшего неподалеку от «Глиниглз», снял машину с ручного тормоза. Она покатилась до самого причала. Там было темно – единственный фонарь, освещавший пристань, в ту ночь перегорел.

Катер быстро пришвартовался, и Джордж вышел из рулевой рубки на узкую палубу. «Лэндровер» стоял всего в десятке метров от судна. В машине сидели два человека. Дверца автомобиля распахнулась, из него неуклюже вышла женщина в длинном плаще.

Джордж сделал жест рукой и чуть отступил в сторону. Из рулевой рубки вышел человек и прошел мимо него на пристань. Он неторопливо шел прямо к женщине. Это был крупный мужчина со странной походкой – земли касались сначала внешние стороны его ступней.