Участковый лишь разводил руками:

– Когда будет нарушение режима тишины, тогда и звоните. У нас днём не запрещено играть, – отвечал он, глядя на наручные часы.

– Позвоним, не сомневайтесь!

Голиков был человеком неконфликтным и выражал негодование лишь жене, даже несмотря на то, что качество жизни из-за нерадивого музыканта значительно ухудшилось. Хоть пианист и играл строго днём, у Голикова развилась бессонница. Сергей начал принимать успокоительное, плохо ел, стал раздражительным. На работе падала производительность, а дома, в обществе жены, – либидо.

– Серёж, ты, может, сделаешь что‑нибудь? Так больше не может продолжаться, – наседала жена, когда муж пришёл домой с фингалом. Синяк он приобрёл в автобусе – его нервный тик был воспринят одним мужчиной как подмигивание с недвусмысленным намёком.

Голиков замотал головой:

– Да что я могу?

– Ну поговори, объясни человеку, что надо думать и о соседях, а не только о себе. Если ты не сходишь, то это сделаю я!

– Ты? – Голиков с сомнением посмотрел на жену.

– Да, а что такого? Ты же не собираешься – значит, схожу я! – твёрдо заявила она, взяв в руку половник.

– Не лезь, только хуже сделаешь, – махнул рукой Голиков. – Я попробую разобраться, дай мне время.

– Ясно… Хорошо… Даю тебе два дня.

– Неделю!

– Зачем? Ты что, неделю будешь с силами собираться?

– Я постараюсь быстрей.

Теперь Голиков стал каждый день задерживаться после работы. Он приходил домой уставший, изнурённый, молчаливый и постоянно разминал кулаки и пальцы.

– Мне кажется, что он на рукопашный бой записался. Ходит тренируется, чтобы этому Бетховену морду расквасить, – поделилась Голикова мыслями с соседкой, когда они встретились в магазине у дома.

– Давно пора. На полицию надежды нет. И разговорами тут, думаю, не поможешь.

– Согласна, таких надо сразу на место ставить. Вот Серёжка сначала руку набьёт, а потом и бубен нашему артисту, – Голикова сделала пальцами жест, как бы взяв последнее слово в кавычки.

Сергей не выполнил обещание, и подготовка заняла у него почти месяц. Каждый день, приходя с работы и слыша пианино, он только и делал, что повторял: «Бесит-бесит-бесит». А потом и вовсе случилось то, чего Голикова никак не ожидала: Сергей принёс домой синтезатор.

* * *

«Всё, я убью его!» – появилось в одно воскресное утро сообщение в общедомовом чате, когда от стен монолитного дома начала исходить знакомая мелодия. «Я с тобой!», «И я!», «И меня не забудьте!» – один за одним подключались соседи.

Встретившись на этаже Голикова, они договорились, что будут вместе наседать на нарушителя общедомового психического здоровья, пока тот не сдастся. Мелодия сегодня звучала особенно громко и разносилась эхом на весь подъезд.

И вот, когда она в очередной раз начала наращивать темп и громкость, а ватага соседей уже собралась двинуться в свой музыкальный крестовый поход, из-за двери Голикова донеслись звуки другого пианино. Сначала показалось, что это какой‑то странный юмор: новый инструмент играл ровно то же самое, отчего мелодия стала только в два раза громче. Они хотели было уже начать атаку на Голиковых, но тут мелодия изменилась. Ничего не понимающие соседи притихли и просто слушали. Они даже не сразу заметили, что пианист сверху перестал играть и звук теперь исходил только из тридцать третьей квартиры.

Через полминуты мелодия была доиграна до конца – в воздухе повисла непривычная тишина.