Мужчина в черной рубашке – я уже видел его на веранде – пересек прогалину с двумя черными, наполовину заполненными мешками для мусора в руках. На его армейском ремне висели два чехла с рожками.

Голоса доносились откуда-то справа. Принадлежали они уроженцам Восточной Европы, скорее всего, боснийцам.

Прогалина была раза в два меньше теннисного корта. Я ничего пока не видел, но слышал звук, который ни с чем не спутаешь, – где-то поблизости раздавалось шипение разогревшегося на солнце, выливаемого из канистр горючего.

Еще один бросок вперед, и я услышал его плеск. Чернорубашечник находился справа от меня, метрах в пяти-шести, рядом с ним стоял мужчина пониже, тоже бывший в ту ночь на веранде. Они поливали из канистр камуфляжные сети, складные койки армии США, лежавший на боку генератор, мусорные мешки. Все это было свалено в кучу. Скоро им придется уходить отсюда, вот они и уничтожали следы своей стоянки.

Задержав дыхание, я продвинулся еще на несколько сантиметров вперед, не спуская глаз с двоих, стоявших у груды мусора.

Теперь поле моего зрения расширилось, и я увидел спины двух боснийцев, одетых в зеленые рабочие куртки и джинсы. Оба склонились над раскладным столом, вглядываясь в два экрана, вмонтированных в зеленую металлическую консоль. Под каждым экраном располагалась встроенная клавиатура. Это, надо полагать, и была система наведения. Справа от нее стоял раскрытый ноутбук. За боснийцами лежало на земле пять обычных, гражданских рюкзаков, две винтовки М-16 с вставленными рожками и еще одна канистра, предназначенная, по-видимому, для уничтожения электроники после запуска.

Боснийцы указывали друг другу на экраны, потом перевели взгляды на ноутбук, один из них нажал при этом какую-то клавишу. За их спины в джунгли тянулись кабели. Систему наведения пришлось отнести подальше от ракеты – никому не хочется попасть под ракетный выхлоп.

Из леса вышел пятый член команды. На нем тоже была рабочая куртка, однако вместо джинсов – растянутые в коленях черные брюки. На плече у него висела М-16, на ремне – чехлы с рожками. Глядя на боснийцев, он закурил, глубоко затянулся и, взявшись свободной рукой за полу рубашки, помахал ею. Даже не узнай я его физиономию, я бы ни с чем не спутал похожий на пиццу шрам от ожога.

Вдруг боснийцы торопливо залопотали, голоса их поднялись на целую октаву, а Человек-Пицца пошел к ним и склонился над экраном. Похоже, началось. До пуска ракеты остались считанные минуты.

Я рывком поднялся на колено, сдвинул переключатель на автоматическую стрельбу, уперся прикладом в плечо. Нажав на спуск, я всаживал короткие очереди в землю у груды мусора.

Звуки стрельбы слились с воплями – боснийцев охватил ужас, двое других бросились к винтовкам, а пятый, казалось, растаял в воздухе.

Мне вовсе не хотелось попасть в боснийцев: если они способны запустить ракету, значит, способны и остановить запуск. Рожок опустел.

Я вскочил и сменил позицию, прежде чем они сообразили, откуда велся огонь. Под прикрытием листвы я отбежал вправо, на ходу сменив рожок. Тут слева, с прогалины, забили длинные очереди.

Я упал на землю и подполз к самому краю прогалины – как раз вовремя, чтобы увидеть удирающих по тропе боснийцев. Увидел я и Человека-Пиццу, залегшего на другой стороне прогалины и орущего, приказывая боснийцам вернуться:

– Там всего один человек! Назад!

Боснийцы не послушались, да и другие двое тоже припустились вслед за ними, на бегу поливая джунгли длинными очередями.

– Идиоты! – Человек-Пицца, вскочив на ноги, пустил пулю вслед убегавшим.

Дьявол, они нужны мне живыми!

Переведя переключатель на одиночную стрельбу, я прицелился, задержал дыхание и выстрелил. Он рухнул и без единого звука исчез в траве.

Я сменил рожок и с винтовкой на изготовку быстро, но осторожно пошел через прогалину к Человеку-Пицце.