Вот он и срезал дорогу, – сказал мальчишка. – Тридцать семь. Конечно, он мог зайти и к Бирнбауму, но зачем тогда ему инструмент? Тридцать восемь. Я так могу досчитать до ста.
– Во двор какого дома, ты говоришь, он завернул?
– Бирнбаума, – ответил мальчишка. – Третий дом отсюда. – Он наклонился над ямкой. – Кажется, я доконал эту стерву, – сказал он. – Ой, гляньте-ка, из нее кишки вылезли.
Но Мейер и О'Брайен не стали задерживаться, чтобы полюбоваться на раздавленную гусеницу, а прямиком направились к дому Бирнбаума.
– Он у меня на прицеле. Прицеле, прицеле, прицеле, прицеле, прицеле...
– Не промахнись на этот раз!
– Не промахнусь.
– Тщательно прицелься.
– Хорошо... Они уже начинают пускать ракеты, пока маленькие. Я не люблю фейерверки, они напоминают мне настоящую стрельбу, а я ненавижу, когда стреляют.
– Марти, заткнись, сосредоточься на том, что ты делаешь.
– Я сосредоточен. Смотри: теперь запускают огненные колеса!
– Ты не потерял его?
– Нет.
– Не стреляй! Дождемся больших ракет: нам нужно, чтобы взрывы заглушили выстрел. Не стреляй пока, Марти!
– Не буду, не буду... – нагромождение фраз, раскаты грома, орудийные выстрелы...
Коттон Хейз карабкался вверх по тоннелю беспамятства, наполненному эхом звуков и голосов, которые вибрировали у него в голове, сливаясь в один бессмысленный шум, пока наконец чернота не уступила место яркому свету снаружи, ослепительным огненным колесам фейерверка, да, фейерверка, который пускают сейчас в...
Он зажмурился. Попробовал пошевелиться. Он был стянут, как цыпленок для жаркого тетушки Сэди: его руки были привязаны к ногам за спиной, отчего живот, на котором он лежал, был круто изогнут наподобие основания огромного коня-качалки. Он повернул голову: теперь ему было видно окно. На фоне окна четко вырисовывался силуэт неандертальца, согнувшегося над ружьем; над ним, положив одну руку ему на плечо, стояла, чуть наклонившись вперед и выпятив обтянутые красным шелковым платьем великолепные ягодицы, та самая блондинка, которая треснула его туфлей.
– Прицелься как следует, Марти, – шептала она.
– Стараюсь, стараюсь, он у меня на мушке. Не беспокойся.
– Дождись больших ракет, от которых много шума.
– Да. Да.
– Ты это можешь, Марти.
– Я знаю.
– Ты мужчина, Марти. Мой мужчина.
– Я знаю. Ш-ш-ш-ш... Не надо, это меня нервирует.
– Ладно. Я подожду, пока все это кончится, Марти. Прицелься получше.
– Да, да.
«Он собирается застрелить Томми, – подумал Хейз в ужасе от полной своей беспомощности. – О боже мой, он собирается застрелить Томми, и я абсолютно ничего не могу сделать, чтобы помешать ему».
Он отодвинул руку Кареллы, прижимавшую к его голове мокрый бинт, поморгал и попытался сесть, но тут же резко схватился за затылок.
– О, моя голова. Черт, совершенно раскалывается. Что произошло?
– Я жду, что это ты мне расскажешь, – сказал Карелла. – И на, приложи этот бинт к шишке.
– Ага. Спасибо. – Дарси снова поморгал в недоумении. – А что... что это за шум?
– Это фейерверк.
– А... Томми и Анджела уже уехали?
– Не думаю.
– О-о...
– Итак, что же случилось, – спросил Карелла.
– Я точно не знаю. |