– И она взирает на него, разинув рот!

– Да, разинув рот. Ее сердце трепещет в ожидании, когда Рыцарь увезет ее к себе во дворец! Она вне себя от восхищения каждым его движением, каждым словом, ибо невозможно усомниться в самом Совершенстве!

Аджанта залилась смехом:

– Чудесная сказочка. Теперь мне ясно, что именно я сделала неправильно. Но начинаю сомневаться в своих способностях и уверена, что актриса подобрана совсем не та.

Маркиз сидел, откинувшись в кресле, закинув нога на ногу, и изучающе рассматривал Аджанту, как будто выискивал недостатки.

– Выглядите вы подходяще. Ни одна из актрис не выглядела бы лучше, заботами своей доброй крестной. Но вы забываете о своих глазах.

– О глазах?

– Иногда они выражают то, что никогда не может чувствовать моя героиня: осуждение, недовольство и неприязнь!

– Это не так! Я не отношусь к вам неприязненно, я чувствую что...

– Чувствуете что?

– То, что вы играете в опасную игру, опасную не для себя, но для нас.

– Что вы имеете в виду?

– Как вы откровенно сказали, все это – игра, которой суждено продлиться месяц, другой, третий, а затем пьеса навсегда будет снята со сцены, а исполнители ролей выгнаны, без малейшей надежды вновь участвовать в спектакле.

Она несколько повысила голос:

– Им станет ясно, что никогда-никогда больше не придется наслаждаться волшебством и очарованием столь величественного действа. И они будут несчастны! – легкая дрожь появилась в голосе Аджанты, когда та произносила последние слова.

Она посмотрела на маркиза. Очевидно, он не принял во внимания этого обстоятельства и теперь сидел весьма озадаченный. Перейдя на серьезный тон, маркиз произнес:

– Я понимаю, о чем вы говорите, Аджанта. Я обещаю вам, что постараюсь зря никого не обидеть. Но, как вы знаете, в жизни есть вещи, которых избежать невозможно.

– И от которых мы пытаемся уберечь тех, кого любим.

Маркиз не ответил, но понял, что есть над чем подумать. В это время в гостиную вернулся священник с огромным фолиантом, раздобытым в библиотеке.

События следующего дня следовали одно за другим со столь лихорадочной скоростью, что времени на обдумывание происходящего не оставалось. Маркиз не мог улучить ни мгновения для того, чтобы наедине побеседовать с Аджантой.

После завтрака подали лошадей для прогулки. Несмотря на то что на Аджанте было домашнее, выношенное платье для верховой езды, она не обращала внимания на то, как выглядит: представилась возможность ехать на прекраснейшей лошади. Рядом с ней покачивалась в седле ошалевшая от восторга Чэрис.

Дэрайс отвели к загону, чтобы та попробовала покататься на каждом из двух пони и выбрать того, какой ей больше понравится. Когда Дэрайс сказали, что пони ей отдадут насовсем, то девочка заплакала от счастья:

– Я всегда мечтала о пони, Аджанта, и вот теперь он у меня есть, – проговорила она сквозь слезы.

Она потянулась к маркизу, и он поднял ее на руки:

– Если ты плачешь из-за пони, то я распоряжусь забрать его, – сказал он.

– Я всегда плачу, когда очень счастлива, – объяснила Дэрайс.

– Значит, ты смеешься, когда случаются неприятности, – предположил маркиз.

Она улыбнулась ему сквозь слезы:

– Я не делаю все наоборот.

– Делаешь, если плачешь, когда должна скакать от радости.

– Я лучше вскочу на моего пони, – сказала Дэрайс, прыгнув в седло.

Проводив конюха, уводившего пони с Дэрайс верхом на нем, они уселись на своих лошадей и направились в парк.