На одной из планет нам повстречались вполне людопохожие обитатели. Они выглядели точь-в-точь как земляне, и лишь спустя некоторое время мы открыли в них легкий физический изъян. У них было по четыре глаза (из них два на затылке) и по восемь ушей, расположенных через равные интервалы по периметру черепа. А вот носов не было вовсе. Вместо них были пупки. Зато изо рта торчало по 184 первоклассных зуба. Не считая коронок, конечно.

Нам повстречался разум в виде прекрасного кристалла и в виде прозрачной жидкости, переливающейся из сосуда в сосуд, в виде газообразного тумана и в виде тяжелого монолита.

Все эти виды разума толкали жителей обитаемых миров на диковинные поступки.

На планете № 216, которая на местном наречии называется Покадлакаяка, нас встретили очень радушно. Вокруг места приземления собрался большой симфонический оркестр, тут же подогнали составы с цветами, нас взяли под ручки, усадили в роскошные лимузины и повезли в изысканнейший ресторан планеты на праздничный обед. Обед состоял из ста девятнадцати блюд, а за столом прислуживали лучшие гейши, отборные куртизанки, прославленные гетеры и наидорожайшие кокотки.

Каково же было наше изумление, когда мы узнали, что непосредственно во время обеда столь гостеприимные аборигены подложили под ракету заряд тринитротолуола и подорвали его. Стоило нам примчаться к ракете, как все население планеты, заранее собравшееся поблизости, начало издевательски хохотать. Невдомек им было, что ракета-то наша цела и невредима (еще бы, какой-то тринитротолуол против первоклассных лама-дриц!). Мы залезли в люк, набросали в топку фотонов, нажали все кнопки сразу и покинули Покадлакаяку, занеся ее навеки в СНП (Список Нехороших Планет).

На планете № 482, под тарабарским названием «Бездна-ушнаина-ена», прием был достаточно холодный. В песках пустыни, где мы совершили посадку, установили кафедру, вкопали три ряда скамеек, посадили пятнадцать аборигенов. На кафедру влез докладчик и принялся читать речь. В середине своеобразного приветствия, то есть через полтора часа после начала, из-за кустарника, росшего неподалеку, внезапно выскочило местное чудовище — гигантский быдло-микроб. Этот самый быдло-микроб с ревом налетел на нашу ракету, стал ее валять, громить, крушить, кромсать, таскать, колотить, короче, ликвидировать. Мы обратились к аборигенам за помощью. В ответ на нашу просьбу докладчик укоризненно постучал карандашиком по стакану, а слушатели обернулись и уничтожающе зашикали. Злющий быдло-микроб и ухом не повел, продолжая грызть и валять нашу чудо-ракету. Его пришлось распылить на мю-мезоны, а планету отныне занести в РПМ (Реестр Плохих Миров).

20. А я сижу на пересечении и все еще двинуться не могу. Потом отпустило меня, но столько я страху натерпелся, что тут же какая-то апатия одолела. Вижу удаляющуюся спину благоверной и чувствую: мне все до фени стало, абсолютно все равно мне стало, уходит она или не уходит. Может, и нет вовсе никакого паука, может, и напридумывал я все, может, и не паутина это, а так… так… ну, так что-то, может, свойства у этого темного угла такие, чтобы сетка сверху была. Например, в случае, если гадость какая сверху падать будет. Или чтобы все думали — паутина, мол, паук рядом, и не трогали этот темный угол вообще, а никакого паука нет и не было никогда, есть просто одинокий, мизантропический, индифферентный ко всему темный угол-отшельник со Штуковиной внутри, и Штуковина эта очень хорошая и ценная, и она позарез нужна этому темному углу, и, если здраво рассудить, ведь должен же где-то быть по крайней мере хоть один темный угол с очень хорошей Штуковиной внутри, и ведь может же этот темный угол хотеть, не возбраняется же ему хотеть, чтобы эта Штуковина ему одному принадлежала; что, если все остальные темные углы мечтают о такой Штуковине и завидуют ему, а он хранит ее от посторонних взглядов, и ему хорошо с ней, и по ночам он улыбается ей и думает: вот какая замечательная Штуковина у меня есть.