И потому почти все вечера Энн спокойно сидела, пока Грэм бушевал, а в конце вечера поглаживала его по виску и утирала ему слезы носовым платком. Затем она доводила его до кровати, и они лежали в ней, истомленные печалью. Лежали на спине, бок о бок, как бронзовые фигуры на крышках гробниц.
Энн отбирала гостей с заботливостью. Естественно, никаких старых приятелей. Джека позвать придется, но это ничем не угрожало — история была подправлена.
Никого, кому было известно слишком много о ее прошлом, и никого, решила она, кто мог бы начать флиртовать с ней после нескольких стопок. В целом намечалось что-то вроде обеда из сои.
— Но как мы объясним, в честь чего? — недоумевал Грэм за завтраком.
— Но нам же вообще ничего объяснять не надо, ведь так?
— Но нас могут спросить. Вечеринки всегда устраиваются по поводу чего-то, верно?
— А разве люди не устраивают вечеринки, просто чтобы устроить вечеринки?
— А что-нибудь получше мы придумать не можем?
— Ну, скажем, годовщина нашей свадьбы, что-нибудь вроде.
После завтрака, занимаясь уборкой дома, то есть, поняла она, изъятием из него наиболее живых указаний на живущих тут людей, превращением его, насколько возможно, в общественное помещение, Энн попыталась мысленно уточнить, все-таки для чего эта вечеринка? Возможно, пришла она к выводу, в ней заключено своего рода объявление их друзьям, что у них все хорошо. Тот факт, что никто из их друзей, кроме Джека, не знал и не подозревал, что у них вообще что-то плохо, к сути никакого отношения не имел.
Первым, кому Энн открыла дверь, был Джек.
— Нацель меня на эту киску. Алле-оп. Черт, уже сбежала, верно?
— Ты рано, Джек. Грэм еще не готов.
— Обложиться мне, так и есть! Понимаешь, купил дигитальные часики. Ну, никак не освою двадцатичетырехчасовую систему. Отнимал только десять. Подводил людей на два часа. Теперь компенсирую с лихвой. Отнял четырнадцать. — (Джек принял выражение «звучит неубедительно». Выглядел он и говорил немного нервно.) — Правду сказать, я решил прийти заранее посмотреть, все ли в порядке. А по какому, собственно, поводу?
— О! Годовщина свадьбы.
— Чертовски хорошо. — Да.
— М-м-м, но это же не тогда.
— ?..
— Ведь я же присутствовал.
— Черт, Джек! Первый, на ком я испробовала… Извини, милый.
— Дополнительное подправление истории, э?
— Ну-у…
— Не беспокойся. Я не проговорюсь. Ну а фактор круассана?
— Джек, ты когда-нибудь спускаешь пары?
— Все время стараюсь спускать. Вопрос только в том, чьи?
— Может быть, сегодня вечером ты будешь чуть-чуть сдержаннее?
— А! Намек понят. Но ведь я же должен выглядеть естественным, разве нет?
— Можешь начать, откупоривая бутылки.
— Есть! Бу сделано, сэр. — Джеку против обыкновения словно было как-то не по себе. Обычно можно было рассчитывать, что он будет самим собой. Его брызжущая жизнерадостность могла колебаться, но он всегда был надежно зациклен на себе. Вот почему в обществе он был незаменим. Благодаря ему другие гости чувствовали себя спокойно, зная, что им не придется говорить о себе, если они сами этого активно не захотят.
Манера Джека откупоривать бутылки была мужественной и вызывающей. |