Усевшись на подушки перед низеньким столиком, они принялись за еду.
Беннету не терпелось начать разговор об ожерелье, однако молчание Мэри-Лу его настораживало. По правде говоря, он не собирался встречаться с ней. Но ему хотелось получить свою долю от сделки. А для этого ему нужна была ее помощь.
— Ты любишь меня, Беннет? — после долгой паузы спросила Мэри-Лу.
Он покосился на нее. Никакой любви между ними, конечно, не было. Он подхватил кусочек спаржи палочкой для еды.
— Мы же с тобой так похожи, Мэри-Лу, — сказал он. — У нас с тобой железные сердца, они не созданы для любви. Я пришел сюда сообщить, что нашел в Париже покупателя, который готов заплатить задаток, но ему нужны гарантии. Мне нужно взглянуть на ожерелье.
— Это невозможно, — сердито сказала Мэри-Лу.
Он спокойно доедал свой обед, а у нее внутри все кипело от ярости. Наконец она не выдержала:
— Кто такая Преш Рафферти?
Беннет опустил палочки для еды:
— Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Ее номер лежал в твоем бумажнике. Написанный карандашом для губ.
Он встал и надел пиджак.
— Спасибо за обед, Мэри-Лу, — процедил он, направляясь к выходу.
— Подожди! — окликнула его она.
Но Беннет понимал, что оставаться нет никакого смысла. Он знал, как действовать, чтобы достать ожерелье. А Мэри-Лу еще сама прибежит к нему, и очень скоро.
Посредник, которого Мэри-Лу просила найти покупателя для ожерелья, работал огранщиком алмазов. Это был неопрятный, рыхлый, грузный малый по фамилии Вуртман, голландец по происхождению. Однако у Вуртмана возникли затруднения. Несмотря на все его старания, ему никак не удавалось связаться в Амстердаме с кем-нибудь, кто оценил бы по достоинству уникальные драгоценности китайской императрицы, в особенности громадную жемчужину. Видно, придется искать других покупателей, и Вуртман решил: а почему бы не попытать счастья прямо здесь, в Шанхае?
В семь часов вечера Вуртман зашел в бар «Кипяток», занимавший большой полуподвал. Завсегдатаев этого притона можно было условно разделить на три категории: прожигатели жизни, которых привлекали сюда «горячие девчонки», иначе говоря, проститутки; затем мужчины, убегавшие от опостылевших жен, и, наконец, горькие пьяницы, как сам Вуртман. Первые две группы отличались многочисленностью и вечно меняющимся составом, зато в третьей группе Вуртман каждого знал в лицо. Они приходили в бар каждый вечер, и по крайней мере двое из них были отпрысками богатых семей. Вуртман уже обделал с ними пару темных делишек, перепродав бриллианты, похищенные этими ребятами у собственных жен.
Заметив их в дальнем углу, он направился прямо к их столику.
— Добрый вечер, — первым поздоровался Вуртман.
Не дожидаясь приглашения, он придвинул стул, сел и знаком попросил бармена принести ему выпивку.
Он молча положил на стол снимок, который передала ему Мэри-Лу.
— Полюбуйтесь-ка вот на это, джентльмены, — улыбаясь, сказал Вуртман. — Думаю, эта штучка поможет нам набить карманы.
Двое его приятелей стали рассматривать снимок. Один даже поднял фото повыше, чтобы разглядеть его получше.
— Ты что, украл это? — прохрипел он.
— Нет, конечно. Если хотите, принесу вам эту вещицу хоть завтра. Не бесплатно, разумеется.
— И за сколько?
— Но сперва, друзья, я расскажу вам одну историю.
Когда Вуртман закончил свой рассказ, два шанхайца переглянулись, и один из них заметил:
— Так можно и в тюрьму загреметь.
— Какая цена? — спросил другой.
— Тридцать миллионов, — Вуртман на ходу придумал эту сумму. |