Гм, это не говорило ни о чем, кроме того, что имечко у нашего имущества было так себе. В остальном пришлось ориентироваться на мои весьма скудные знания о деревянных кораблях. Скорее всего, «Лазурник», несмотря на свои скромные относительно большинства виданных нами кораблей размеры, относился к классу больших каравелл. Малая каравелла из себя представляла крупную лодку, где почти все свободное трюмное место предназначалось под груз, средняя каравелла (вроде бы ретонда), была лишь чуть больше с уже разожратой кормой и двумя косыми парусами, а у нас тут были три паруса, да и внутреннего объёма хватало на очень многое. Две палубы, несколько каюток, камбуз. Этот корабль был предназначен для путешествий, не для перевозки грузов. Последнее было очень странно, так как даже для моего совершенно дилетантского взгляда, в трюм бы могло влезть тонн двадцать груза, а уж если демонтировать или забить каюты, так и тридцать бы влезло.

С точки зрения Тами, единственной из нас, кто раньше пару раз плавал на чем-то подобном по габаритам, «Лазурник» представлял из себя верх роскоши и комфорта, правда, был пустой как барабан. Снятый с сухого дока корабль имел на борту лишь намертво всобаченную в пол капитанскую кровать, сундук возле нее, десяток сложенных в одной из кают гамаков, и… всё.

— Хм, Мач, — начала делиться со мной мыслями облазившая весь корабль Тами, — А он большой. Помнишь, мы расспрашивали в «Бороде» о кораблях? Так вот, этот больше, чем волшебные корабли вообще должны быть! Он не курьерский, он почти торговый! Почему нам его так дешево продали?

— Может быть потому, что Сатиру кровь из носу нужны были срочно деньги?

— Даже если ты прав, — с сомнением проворчала девушка, щупающая грот-мачту, — Он стоит в десять раз больше. И он большой! Идеальный корабль для ценных или секретных грузов. Но много лет сушился в гроте. Что с ним не так?

— Все со мной так, ржавая мартышка!

Мы аж присели, пуча очи, Саяка аж Виталика выронила, а Матильда вообще шлепнулась плашмя. Голос был низким, прокуренным таким, определенно мужским. А еще звучал вроде бы из ниоткуда.

Ну, тут двух мнений быть не может. Если все смотрят по сторонам глазами какающего суслика, то у меня не слуховые галлюцинации, а значит, слова «живой корабль» имеют более широкое понимание, чем нам объясняли.

— Кто тут мартышка!? — взвизгнула Тами, с щелчком раздвигая свои телескопические копья, — А ну иди сюда!!

— Напугала акулу жопой, — фыркнуло пространство, — Всегда говорил, что баба на мне — к беде. А тут целый рассадник!

— Откуда ты это сказал? — произнес я с искренним интересом человека, пытающегося понять, где расположен источник звука.

— Слышишь! — внезапно испугалось пространство, — Ты мне такие вопросы не задавай!! Тебе баб мало?!

Я поперхнулся от столь гнусной инсинуации.

— Как тебя там, Лазурник? — обиженно воззвал я в воздух, — Я не такой! Хоть и являюсь извращенцем А-класса, но не… ТАААА!!!

Ничему меня жизнь не учит, подумал я, взлетая в воздух между мачтами, чтобы затем грохнуться рожей об доски в районе руля. Каждый… раз!

Бытует поговорка, что тот жизни не видел, кто не жевал гудрон. Или не ходил в турпоходы. Или не спускался по реке на байдарке. В общем, каждый сверчок славит свой шесток, превознося то, что ему нравится, а иногда и испытания, в которые он угодил. Дурость, как по мне.

…но вот когда единственное плавсредство посреди безбрежного моря начинает выть, вертясь с боку на бок, подпрыгивать, хрустя досками и звеня такелажем, безбожно материться и вообще всячески пытаться тебя с себя сбросить, то перед глазами проносится не только эта жизнь и не только прошлая, но еще цепляется парочка более ранних! Кажется, в одной из них я был некоей маленькой девочкой, живущей в Канзасе, которую ураган поднял вместе с её домом и небольшим черным песиком.